Ссылки для упрощенного доступа

Почему россияне не задали президенту своей страны ни одного неудобного вопроса?


Программу ведет Андрей Шарый. Участвуют российский политолог Андрей Пионтковский, телевизионный обозреватель Радио Свобода Анна Качкаева и профессор Мэрилендского университета Шон Уайленз – с ним беседовал корреспондент Радио Свобода в Нью-Йорке Ян Рунов.

Андрей Шарый: Президент России Владимир Путин провел в прямом телевизионном и радиоэфире собеседование с россиянами. Это третий такого рода информационно-пропагандистский проект эпохи Путина, причем продуктивность работы президента в прямом эфире растет: если два года назад Путин успел ответить на 47 вопросов, а год назад на 51, то ныне на 69. Вопросы, а всего их поступило 1 миллион 630 тысяч, задавались как по телефону, так и через Интернет. Некоторые были заданы из десяти населенных пунктов по всей стране, где были установлены передвижные телестанции. В этом году в такой список не попали Москва и Санкт-Петербург. В основном россияне интересовались проблемами социальной сферы, вопросами внутренней политики, а также личностью самого президента. Интерес к международной проблематике был выражен вяло, а вопросов по неприятным для Путина проблемам, скажем, о войне в Чечне, о Михаиле Ходорковском и других опальных олигархах, о свободе печати не прозвучало вовсе. В ходе общения с согражданами президент России сделал несколько важных заявлений, которые я попросил прокомментировать известного московского политолога Андрея Пионтковского. Прежде всего, речь идет о том, планирует ли президент России принимать участие в выборах главы государства.

Владимир Путин: Я планировал это сделать, сделать это заявление в ближайшие дни, поскольку официальная кампания только началась. Знаю, что вопросов таких много. Мой ответ утвердительный - да, буду баллотироваться, и в ближайшее время, повторяю, сделаю официальное заявление по этому поводу.

Андрей Шарый: После окончания общения с россиянами журналистам Путин заявил, что намерен собрать необходимые для выдвижения два с половиной миллиона подписей, и что он не будет баллотироваться на второй срок от политической партии.

Мой вопрос к Андрею Пионтковскому: Андрей Андреевич, можно ли считать сегодняшнее заявление Путина официальным стартом его предвыборной кампании?

Андрей Пионтковский: Безусловно. И, кроме того, не будем лукавить, что здесь содержится какая-то сенсация. Кто же сомневался, что Путин будет участвовать в избирательной кампании? Интереснее, что он сказал не дорогим россиянам, а ожидавшим его выхода журналистам, что он будет баллотироваться не как кандидат какой-либо партии, а именно "Единой России", а как кандидат всего народа. Но это тоже ожидалось, это гораздо больше работает на такой имидж Путина как отца нации, всенародно избранного конституционного монарха.

Андрей Шарый: Путин назвал бойкот президентских выборов, к которому могут прибегнуть некоторые политические силы, речь идет, прежде всего, и о правых политиках, и о коммунистах, "глупой и вредной затеей, трусливой позицией". Как вы считаете, Андрей Андреевич, есть основания у Путина опасаться бойкота выборов?

Андрей Пионтковский: Прежде всего, я хочу отметить, что эта реакция - "глупые и трусливые" - это единственный момент за сегодняшний день, когда Путин, это уже было вне прямого телевизионного эфира, как бы несколько потерял равновесие. Но мы привыкли, что с ним это происходит, когда задаются вопросы по Чечне и по Ходорковскому, на этот раз этих вопросов не было. Мне кажется, эта оценка излишне жесткая. Не участвовать в выборах - это конституционное право каждого гражданина Российской Федерации. И она показывает как раз, что это единственное облачко на пути триумфального переизбрания президента. Потому что наши слушатели, наверное, знают, если нет, мы им напомним, что по нашему законодательству, если явка на президентских выборах меньше 50%, то выборы признаются недействительными. Народ у нас вообще не очень активно ходит, 7 декабря, как известно, было 52%. А если три партии, которые имеют миллионы, даже десятки миллионов, если говорить о коммунистах, своих сторонников призовут к бойкоту, причем, по достаточно содержательным, мне кажется, мотивам, в качестве протеста против тех форм, в которых происходила парламентская избирательная кампания... А мы знаем, что впервые такие обычно лояльные к Москве организации, как наблюдатели ОБСЕ и Совета Европы, дали довольно резкие характеристики этой кампании. Это право, политическое право этих организаций.

Андрей Шарый: Андрей Андреевич, вас удивило, что в эфире не прозвучали вопросы, неудобные для Путина - ни Чечни, ни Ходорковского, ни свободы печати, ни положение с регулируемой политической кампанией? Или вы считаете, что политические технологи, организаторы этой акции старались обеспечить президенту хорошее настроение?

Андрей Пионтковский: Мы не первый раз наблюдаем такое парадное мероприятие. А вот после прочтения книги кремлевского инсайдера Елены Трегубовой, мы вообще уже в деталях знаем, как организуются и подготавливаются вопросы президенту. Так что все это было нормально. Я обратил внимание на другое: не было и вопросов, которые могли бы оказаться приятными - доколе олигархи будут пить народную кровь? Таких мотивов не было совершенно. Более того, если вы обратили внимание, те люди, которые организовывали это шоу, они старались придать такой Путину образ рыночного, либерального, просвещенного политика, еще раз повторюсь, конституционного монарха, чтобы как-то успокоить либеральную общественность. И вот человек говорит ему о том, что у него дом разваливается, Путин читает довольно длинную и нудную лекцию о преимуществах ипотечного кредитования. Спрашивают про замерзающие трубы, он критикует правительство за недостаточную решительность в продвижении рыночных реформ в ЖКХ. Я думаю, что это был сознательно подготовленный имидж.

Андрей Шарый: Был сознательно подготовленный имидж, я соглашусь с вами, и были сознательно подготовленные вопросы, где-то это получалось лучше, где-то хуже. Одним из, на мой взгляд, самых забавных эпизодов этого трехчасового общения с народом был диалог с младшим сержантом, который находился в строю сослуживцев на российской базе в Киргизии.

Младший сержант: Товарищ Верховный главнокомандующий, американцам наконец-то удалось взять в плен Хусейна, но, я думаю, это не улучшит ситуацию в Ираке. Мне кажется, там будет второй Вьетнам.

Владимир Путин: Вы знаете, мы не заинтересованы в поражении Соединенных Штатов в их борьбе с международным терроризмом, потому что мы с Соединенными Штатами партнеры в борьбе с терроризмом. Что касается Ирака, то здесь это особый разговор, ведь там международных террористов при Хусейне не было. Во все времена истории человечества великие страны, империи всегда страдали рядом проблем, которые усугубляли, мягко говоря, их положение - это чувство неуязвимости, чувство величия и чувство непогрешимости.

Андрей Шарый: Андрей Андреевич, я попрошу вас прокомментировать позицию российского президента относительно того, что происходит в Ираке. Что-то было для вас неожиданным?

Андрей Пионтковский: Тут интересен даже не ответ, а тут интересен вопрос. На фоне полка с развернутым знаменем это, собственно, был не вопрос, а констатация того, что американцы терпят поражение в Ираке, что там будет новый Вьетнам, и они оттуда убегут. И проявилось здесь трогательное единство рядового военного аналитика и Верховного главнокомандующего, ведь президент ничем не опроверг концепцию своего коллеги в Киргизии. Он сказал политически корректную фразу, что мы не заинтересованы в поражении Соединенных Штатов в борьбе против терроризма, но то, что происходит в Ираке, это совсем другое дело и не имеет никакого отношения к терроризму. Это великолепно укладывается во всю нашу общую пропагандистско-медийную картину иракских событий, где наши новостные передачи всегда начинаются с сообщений о жертвах наших американских союзников или партнеров, и подается это всегда с торжествующим злорадством. Я думаю, что именно эти мотивы присутствовали в организации такого внушительного вопроса и в ответе на него.

Андрей Шарый: Еще один вопрос по животрепещущей политической теме был задан гражданином из Кабардино-Балкарии. Речь идет о ситуации в Грузии. Вот как ответил президент на вопрос, связанный с позицией России по отношению к Грузии и Абхазии.

Владимир Путин: Сохранение территориальной целостности российского государства, прежде всего, было еще совсем недавно для нас одной из самых острых и самых приоритетных проблем. В целом, думаю, что вы согласитесь со мной, что задача в целом решена. Но, следуя этим принципам, мы не можем распространять их на себя и отказывать в этих принципах нашим соседям. Семья горских народов - это особая общность. Горские народы имеют многовековые прямые родственные связи между собой. Нам, конечно, небезразлична судьба этих народов, и мы не можем остаться к этому равнодушными. После распада Советского Союза нам досталось очень много конфликтов. Неправильно было бы считать, что все эти проблемы можно решить за счет России. То там, то здесь я часто слышу от наших коллег почти одно и то же: а вы скажите, что вы на нас подавили, а мы согласимся, чтобы нам было легче разговаривать со своим населением. Я говорю: нет, так не пойдет. Вы хотите, чтобы мы, Россия, поссорились с кем-то из наших соседей на века? Нет. Вы между собой договаривайтесь на приемлемых условиях, а мы выступим в качестве гаранта. Это мы готовы сделать.

Андрей Шарый: Андрей Андреевич, как вот это соотношение вы оцените между уважением территориальной целостности соседних государств и законным интересом России, небезразличным интересом России к народам, которые там проживают? Как это в путинском политическом словаре соотносится с реальной политикой России?

Андрей Пионтковский: Заявление Путина безупречно с точки зрения политической корректности. Но для меня, человека знающего, понимающего технологию таких действ, интересен не ответ, а вопрос и его форма. А форма довольно наглая вопроса была, и разрешенная, отфильтрованная - а не пора ли нам присоединить Абхазию, Южную Осетию, может быть что-то там еще? Вот просто такой заданный вопрос в такой форме, он и является одной из форм политического давления на руководство Грузии. Мы же не скрываем своего, скажем так, мягко недоброжелательного отношения к новой власти Грузии, объявляем ее проамериканской, усиливаем свои позиции во всех автономиях, вплоть до особых систем виз и отношений экономических с Россией. Это серьезная форма давления на грузинские власти.

Андрей Шарый: Отвечая на один из вопросов, Путин заметил, что уходящий год был для него сложным. Судя по ощущениям президента, не легче придется ему и в будущем. Каковы главные угрозы для России?

Владимир Путин: Самая главная угроза - отставание экономического развития. Если мы не справимся с тем, чтобы обеспечить темпы роста нашей экономики, мы будем отставать и по всем другим составляющим. Сегодня, так же, как и всегда в мире, происходит достаточно жесткая конкурентная борьба, но только, в отличие от прежних времен, эта конкурентная борьба сместилась, скажем, из сферы военного противостояния в сферу экономической конкуренции. И здесь мы должны быть эффективными.

Андрей Шарый: В студии Радио Свобода Анна Качкаева, телекритик нашего радио, человек, хорошо знающий телевизионную и радио-кухню. Расскажите, пожалуйста, как организуются подобного рода очень масштабные, а, может быть, даже уникальные по своим техническим параметрам мероприятия?

Анна Качкаева: Вы абсолютно правы, техническая организация этого проекта уникальна, это было ясно еще два года назад. Как это происходит? Передвижные станции, студии десяти региональных телекомпаний работают в прямом эфире в семи часовых поясах. Многоканальный телефон бесплатно пять дней связывает Москву со всей страной. В этот раз, в отличие от двух предыдущих, впервые при наборе номеров прямой линии не было коротких гудков, на звонок либо отвечали, либо он записывался в автоматическом режиме. Даже звонки с мобильных телефонов были бесплатные - так договорились с операторами сетей. За время прямого президентского эфира, думаю, все обратили на это внимание, сбоев по картинке не было. Эфир прямой линии формируется прямо в Кремле, где еще в 1994-м году была оборудована эфирная аппаратная, откуда этот проект впервые вышел в эфир два года назад. В специально оборудованном операционном центре 60 операторов связи пять дней принимают звонки российских граждан, еще есть Интернет. Все эти тысячи вопросов группируются по темам специальной группой, состоящей из социологов, психологов и редакторов, которые учитывают пол, возраст, социальное происхождение. Именно поэтому свои вопросы не могут не задать пенсионер, нефтяник, военный, мать-одиночка, молодой папа и девочка шести лет (мальчики были в предыдущие два года). По процентным соотношениям интереса к той или иной теме отбираются и типы вопросов. Приблизительно каждый четвертый вопрос по телефону - личный, как мне сегодня сказали те, кто занимался отбором этих вопросов, то есть про свою беду и, конечно, все они в основном связаны с социалкой. А в Интернете как раз, и это любопытно с точки зрения социологии и психологии, личных вопросов в пять раз меньше, во всяком случае в порядки раз меньше, больше общественных, связанных в том числе с интересом к каким-то общественным процессам.

Андрей Шарый: Анна, скажите пожалуйста, а как отбираются вопросы по сути? Есть ли возможность не дать человеку сказать то, что он хочет, или есть возможность скорректировать направление его вопроса?

Анна Качкаева: Я еще раз хочу подчеркнуть, что это такая сложная технология, что есть разные вещи. В момент выбора вопроса, который выдается в эфир, предварительная связь с редактором, конечно же, происходит, но она происходит и на радио в прямом эфире, и так далее. И здесь всегда важен баланс между экспромтом и теми темами, которые не могут не прозвучать, поскольку они интересуют большинство. Конечно, какие-то вопросы отсекаются, если редактор чувствует, что человек не очень адекватен, волнуется и так далее. Потом его могут "подвесить на трубку", как это называется, и он там может 15-20 минут висеть, иногда перегревается. Понятно, что фильтрация сотен тысяч вопросов в любом случае неизбежна. Естественно, так и выстраивается эта драматургия общения. Ясно, мне кажется, так было в предыдущие годы, наверное, это было так и сейчас, в последние несколько дней многих звонивших и желающих задать вопрос, наверняка спрашивали, где они будут находиться в часы прямого эфира, чтобы было с ними удобнее связаться, именно по состоянию этих демографических и социальных групп или по типу вопроса.

Накануне во всех этих городах развернули передвижные телевизионные станции в десяти городах, там прошли технические тракты - так называются на телевидении репетиции, когда отрабатывается качество включения, хронометраж и быстрое и правильное задавание вопросов. Я не знаю, поэтому очень трудно судить, вряд ли на тренировках статисты задают те же самые вопросы, что и сегодня граждане в эфире. Наверняка, было видно, что корреспонденты договорились заранее со своими собеседниками, кто и что будет спрашивать, народ не сильно рвался, руки, как в прошлый раз, не поднимал и не пытался пробиться к камере, послушно стоял.

Андрей Шарый: Анна, скажите пожалуйста, а люди, стоящие где-то в регионах, в Красноярске, например, они видят просто объектив телекамеры или какой-то экран стоит, они видят президента?

Анна Качкаева: Нет, экран тоже видят. Просто людей часа за полтора, как это обычно бывает на телевидении, приглашают на место. И там, где было очень холодно, это было видно - народ, конечно, подмерз, он ждал часа полтора на этом морозе, на ветру включения, когда дадут каналы, когда начнется прямой эфир, то это, конечно, непросто, там и язык одеревенеет, а не только ноги.

Андрей Шарый: Анна, мне показалось, что сегодня было довольно много детей по сравнению с предыдущими двумя годами. Это случайно, как вы думаете, или, может быть, организаторы мероприятия хотели как-то оживить дискуссию?

Анна Качкаева: Мне кажется, что неслучайно, именно потому, что, действительно, не хватало некоторых неожиданностей. Мне вообще показалось, что как всякий телевизионный формат, нынешнее прямое включение сильно пробуксовывало, потому что блеска не было. И Путин был какой-то усталый, умудренный, опытный, ему уже было не так все интересно, он никого не искал, как в прошлом году, какого-нибудь экспромта. Он в прошлом году выбрал девушку со светленькими косичками, чтобы она ему задала вопрос.

Андрей Шарый: Но в этом году ему девушек выбирали старательно, потому что в Выборге были две просто красавицы, которые подряд ему задавали вопросы. Поэтому тут, видимо, уже сработал рефлекс у коллег наших.

Анна Качкаева: Наверное, уже да, зная его вкусы, положились на себя. Во всяком случае, он ничего не предпринимал, чтобы как-то в этом смысле оживить эфир, не было этой энергии, не было смачных кусков, кроме двух цитат про придурков и проходимцев, вырвавшихся. И отчасти дети спасли ритмическую зрелищность этого проекта, потому что, когда дети говорят - это всегда вызывает улыбку, эмоции, некоторая энергия. Другое дело, что, видимо, эта девочка особенно, подростки еще туда-сюда, она как-то вывела президента из его полуофициального, почти такого спокойно-занудливого докладывания всего того, что он хотел сказать, и он не отреагировал так, как нужно было отреагировать на ребенка, неважно, какой она вопрос задает.

Андрей Шарый: Давайте послушаем мнение американского эксперта, происходит ли нечто подобное тому, что происходило в России на протяжении последних трех лет, я имею в виду общение президента непосредственно с народом в США. Этот вопрос нью-йоркский корреспондент Радио Свобода Ян Рунов задал эксперту по истории президентства в Америке, профессору Мэрилендского университета Шону Уайлензу:

Шон Уайленз: В США нет ничего похожего на то, что делает президент Путин. В 30-х годах президент Рузвельт использовал радио, чтобы доводить до граждан страны свои идеи. С тех пор многие президенты регулярно выступают по радио. Президент Буш делает это еженедельно, но все это не интерактивно. Это не обмен мнениями и не вопросы-ответы. Такой опыт было бы интересно перенять. В США президент, чтобы узнать, какие вопросы интересуют население, изучает данные опросов общественного мнения. Эти опросы у нас проводятся на очень высоком уровне, специальными институтами и серьезными средствами массовой информации. Но в прямые радио-теле-интернет контакты с рядовыми людьми, насколько мне известно, наши президенты пока не вступают, даже во время избирательных кампаний. Дело в том, что президента стали очень тщательно ограждать от непосредственных, непредусмотренных контактов со случайными людьми после убийства Кеннеди в 1963-м году, а затем после покушения на президента Рейгана в 1981-м. Американский президент не общается с людьми даже по электронной почте, и я не слышал, чтобы кто-нибудь другой в правительственной иерархии делал это. Кандидат в президенты Ховард Дин первым начал широко использовать Интернет, чтобы войти в дома избирателей, но эта связь тоже односторонняя. В обратный контакт с людьми за пределы штаба избирательной кампании он не вступает. Я сомневаюсь, что президент США пойдет на интерактивную связь в ближайшее время - наше правительство очень осторожно и не любит непредсказуемости. Все должно развиваться по заранее разработанному сценарию. Вы нечасто увидите президента, импровизирующего свою речь, а не читающего текст с экрана, но это не значит, что так будет всегда, и что мы не позаимствуем путинский способ общения. Как бы это ни было заранее разработано, как бы ни были отобраны нужные вопросы, то, что сделал Путин, может произвести хорошее впечатление на людей.

Андрей Шарый: Судя по мнению уважаемого западного эксперта, в данном смысле политическая Россия даже впереди политической Америки... Анна, в продолжение темы, которую только сейчас затронул эксперт из Америки: как сегодня выглядел президент Путин?

Анна Качкаева: Я уже начала об этом говорить. Мне показалось, что жанрово это выглядело так, что подданные поговорили с правителем, таким усталым, умудренным, опытным. Энергии путинской, которая явно присутствовала в первом и во втором проектах, может быть, от того, что это было в новинку, и он волновался, сейчас ее явно не было, он такой был какой-то засушенный. Народ, судя по всему, как-то тоже довольно спокойно реагировал, во всяком случае, по картинке или действительно был заморожен, или чего-то опасался, они очень почтительны были. И президент говорил как-то в целом правильно и обтекаемо. И задавшие вопросы, видимо, находились в сильном эмоциональном напряжении и, судя по всему, не очень вслушивались даже в суть ответа, потому что никто ничего не уточнял, не переспрашивал. Я понимаю, что люди, которые "висели" на телефонах и ждали своей возможности задать вопрос, явно перегревались. И были некоторые сбои в эфире, потому что срывались звонки, это было видно, но, видимо, еще и от того, что люди совершенно обалдевали от того, что они, наконец, могут задать вопрос президенту страны. И даже был забавный момент, я так поняла, что парень, который спрашивал о музыке, он в какой-то момент, не дождавшись, испугавшись, закричал "мама!", какие-то детали прорывались. На президента, мне кажется, это сегодня не производило такого впечатляющего или какого-то энергетического ощущения, он был в своей тарелке, он вел себя довольно спокойно. Я еще раз говорю, что с девочкой он поговорил приблизительно так же, как со своим премьер-министром: "Если требования справедливы, то...". Единственное, где он теплел, и это понятно очень многим владельцам кошек и собак, когда он разговаривал о своих щенках.

Андрей Шарый: Это известная политическая тема последних недель в России. Напомню, что и день 7 декабря, день выборов в Государственную Думу, тоже для России был ознаменован не столько появлением нового парламента в России, сколько появлением щенков у собаки президента Владимира Путина.

XS
SM
MD
LG