14 января в 9 часов вечера в программе Александра Гениса – Платонов в США; Какой была жизнь за Железным занавесом; Дирижирует Янсонс.
В наступившем 2013-м году мы с Соломоном Волковым предлагаем нашим слушателям и читателям новый, рассчитанный на все 12 месяцев цикл передач, связанный с календарным юбилеем: сто лет 1913 году.
В истории культуры, да и просто истории, последний предвоенный год ХХ века играет роль парижского метра. Этакий эталон, с которым мир, измученный войнами и тоталитарными кошмарами XX столетия, сравнивает свои представления о нормальной жизни, о цветущей сложности культуры, о творческом взрыве, который в одной стране называли “бель эпок”, в другой – Серебряным, а в третьей – Позолоченным веком.
Мировая война, которую тогда никому в голову не пришло бы называть Первой, разорвала “связь времен”. Не зря ее называют почти удавшимся самоубийством Запада. Без той войны не было бы ни Ленина, ни Гитлера. А что бы было вместо них, нам представить трудно, но сладко. Для таких грез о Незаблудившейся истории уже существует целая отрасль псевдоисторических романов, написанных в сослагательном наклонении. Вот и мы, включившись в эту игру, хотим отметить циклом передач столетие 1913 года, постараясь увидеть в нем пучок реализованных и нереализованных возможностей для всей культуры. Наша задача – обзор культурных вершин с учетом столетней перспективы.
Что было?
Что стало?
Что могло бы быть?
А также в программе "Поверх барьеров. Американский час":
Платонов для американцев
Беседа с Борисом Парамоновым
На американском книжном рынке появился новый перевод Андрея Платонова. Это один из его самых загадочных опусов “Счастливая Москва”. Книгу встретила вдумчивая рецензия регулярного автора “Книжного обозрения” НЙТ, критика и переводчицу, изучавшую русский язык в Йельском университете Лизл Шиллингер. С своей статье она с изумлением отметила, что явление американского Платонова потребовало усилий целый группы переводчиков. Это – Роберт и Элизабет Чандлеры, которым помогали Надя Бурова, Анджела Ливингстон, Эрик Найман и Ольга Меерсон.
Несмотря на эти беспрецедентные усилия, пишет рецензент, американского читателя ждет встреча с текстом, написанным на изломанном, малопонятном языке, который, однако, адекватно передает русский оригинал. Еще сложнее оценить содержание платоновских текстов, которые не имеют ничего общего с теми, к которым привык даже интеллигентный американский читатель, знающий Булгакова и Бабеля, но не готового к парадоксальному гению Платонова.
Б. Парамонов: Секрет языка Платонова – в сдвинутой лексике. Он берет обычное слово и ставит его в совершенно неподобающий лексический, да и синтаксический ряд. В таком словотворчестве Платонов как бы издевается над языком. Но на таком словесном фоне может возникнуть представление о Платонове как о сатирике, разоблачающем советскую социалистическую утопию. Это очень ложное представление. Платонов сам весь в этой утопии, и другого содержания, другой, я бы сказал, подноготной у него не было. Он скорбит, а не издевается, точнее – издевка и есть у него выражение скорби. Смысл утопии, утопическое задание у Платонова – как и у коммунистической России – создание нового человека, нового неба и новой земли. И это задание он мечтает осуществить техническими средствами. Это некий мистический материализм. Платонов говорит, что подлинная душа человека – это техника.
В наступившем 2013-м году мы с Соломоном Волковым предлагаем нашим слушателям и читателям новый, рассчитанный на все 12 месяцев цикл передач, связанный с календарным юбилеем: сто лет 1913 году.
В истории культуры, да и просто истории, последний предвоенный год ХХ века играет роль парижского метра. Этакий эталон, с которым мир, измученный войнами и тоталитарными кошмарами XX столетия, сравнивает свои представления о нормальной жизни, о цветущей сложности культуры, о творческом взрыве, который в одной стране называли “бель эпок”, в другой – Серебряным, а в третьей – Позолоченным веком.
Мировая война, которую тогда никому в голову не пришло бы называть Первой, разорвала “связь времен”. Не зря ее называют почти удавшимся самоубийством Запада. Без той войны не было бы ни Ленина, ни Гитлера. А что бы было вместо них, нам представить трудно, но сладко. Для таких грез о Незаблудившейся истории уже существует целая отрасль псевдоисторических романов, написанных в сослагательном наклонении. Вот и мы, включившись в эту игру, хотим отметить циклом передач столетие 1913 года, постараясь увидеть в нем пучок реализованных и нереализованных возможностей для всей культуры. Наша задача – обзор культурных вершин с учетом столетней перспективы.
Что было?
Что стало?
Что могло бы быть?
А также в программе "Поверх барьеров. Американский час":
Платонов для американцев
Беседа с Борисом Парамоновым
На американском книжном рынке появился новый перевод Андрея Платонова. Это один из его самых загадочных опусов “Счастливая Москва”. Книгу встретила вдумчивая рецензия регулярного автора “Книжного обозрения” НЙТ, критика и переводчицу, изучавшую русский язык в Йельском университете Лизл Шиллингер. С своей статье она с изумлением отметила, что явление американского Платонова потребовало усилий целый группы переводчиков. Это – Роберт и Элизабет Чандлеры, которым помогали Надя Бурова, Анджела Ливингстон, Эрик Найман и Ольга Меерсон.
Несмотря на эти беспрецедентные усилия, пишет рецензент, американского читателя ждет встреча с текстом, написанным на изломанном, малопонятном языке, который, однако, адекватно передает русский оригинал. Еще сложнее оценить содержание платоновских текстов, которые не имеют ничего общего с теми, к которым привык даже интеллигентный американский читатель, знающий Булгакова и Бабеля, но не готового к парадоксальному гению Платонова.
Б. Парамонов: Секрет языка Платонова – в сдвинутой лексике. Он берет обычное слово и ставит его в совершенно неподобающий лексический, да и синтаксический ряд. В таком словотворчестве Платонов как бы издевается над языком. Но на таком словесном фоне может возникнуть представление о Платонове как о сатирике, разоблачающем советскую социалистическую утопию. Это очень ложное представление. Платонов сам весь в этой утопии, и другого содержания, другой, я бы сказал, подноготной у него не было. Он скорбит, а не издевается, точнее – издевка и есть у него выражение скорби. Смысл утопии, утопическое задание у Платонова – как и у коммунистической России – создание нового человека, нового неба и новой земли. И это задание он мечтает осуществить техническими средствами. Это некий мистический материализм. Платонов говорит, что подлинная душа человека – это техника.