Владимир Тольц: Скоро осень. Короткая пора свежей редиски с грядок, теплых дождей, массовых пятничных выездов на дачу и летних отпусков завершается. Обычно журналисты считают лето периодом политического затишья, порой, когда «ничего не происходит». Русское лето коротко. Настолько коротко, что обычные участники моей программы, историки, желанную нам «разницу во времени» тут ухватить не успевают. Вообще-то своими методами они вполне могут проследить ее и на более коротких отрезках времени. По месяцам, например, расписать конец сталинского правления, по дням – историю Великой Французской революции, и по часам последние дни Третьего Рейха… Но для этого им необходимы десятки, сотни самых разных критически проанализированных документов и свидетельств. Ну, и убежденность, что такой анализ важен и нужен, конечно, тоже.
С коротким российским летним периодом, когда политики уходят в отпуск, и главным источником сведений о политической жизни для историков, как и для большинства их сограждан, оказываются обказенные телевидение и газеты, все иначе. Но есть и другая профессиональная каста, которой и этого достаточно. То есть, может, и недостаточно, но на «безрыбье» они умеют довольствоваться и этим. Речь идет о политологах, чья корпоративная активность и личные достижения изучены в России сторонними исследователями (теми же историками, социальными и просто психологами и т.п.), на мой взгляд, совершенно недостаточно. Ну, а возвращаясь к тому, с чего я начал - к концу лета, скажу, что мои недавние беседы с московскими политологами и журналистами о политических событиях и процессах нынешнего лета убеждают меня в том, что представления о лете как о бессобытийном политическом межсезонье в России ныне уходят в прошлое.
Говорит член научного совета Московского центра Карнеги, главный редактор журнала "Pro et Contra” Мария Липман:
Мария Липман: Мне кажется, что представление о том, что летом ничего не происходит – это какая-то дань традиции, когда были очень длинные отпуска, уезжали на целое лето куда-то далеко отдыхать, от всего отрешались, не было средств коммуникаций. Мне кажется, что если даже посмотреть не только на нынешний год, но на то, что август стал чрезвычайно драматическим временем года, начиная с 91-го года. Это, мне кажется, предрассудок, что летнее время – время пустое, какое-то бездельное.
Владимир Тольц: С Марией Липман в этом согласен президент фонда «Новая Евразия» Андрей Кортунов. Как и многие другие российские политологи главным событием летнего политсезона он считает питерскую встречу Большой Восьмерки.
Андрей Кортунов: Лето в России всегда очень странный сезон, поскольку у нас очень многие кризисы и драматические события приходятся как раз на лето. Если посмотреть на историю России последних 15 лет, то летом всегда что-нибудь происходило, обычно плохое, но иногда позитивные события имели место летом. И вот если брать лето этого года, 2006-го, то, конечно, уходящий сезон был отмечен прежде всего встречей «большой восьмерки» в Санкт-Петербурге. Событие, к которому много готовились, событие, вокруг которого ломалось много копий. И сейчас, наверное, можно сказать о том, что саммит в Санкт-Петербурге все-таки оказался победой России, по крайней мере, по очкам.
Владимир Тольц: А что же она выиграла?
Андрей Кортунов: Она выиграла хотя бы то, что те антироссийские комментарии, высказывания, которыми пестрели западные газеты, которые озвучивались и на уровне крупных политиков, они не превратились в некое подобие суда над Россией в Санкт-Петербурге.
Владимир Тольц: Главный редактор журнала «Большая политика» Людмила Телень смотрит на успехи и значение питерского саммита несколько иначе:
Людмила Телень: Мне кажется, что действительно за это лето произошло много разных событий, и есть одна вещь, которая их объединяет – это место России в мире. Мне кажется, что в это лето окончательно определилось место России в мире, то, какой она себя хочет видеть в мире и как ее видит мир. Прежде всего, это было связано с подготовкой встречи «восьмерки». Была довольно странная и на первый взгляд парадоксальная ситуация: чем ближе была встреча «восьмерки», тем более резкими, непримиримыми и отчетливо непримиримыми становились высказывания разного рода российских политиков, включая самый высокий уровень. Достаточно вспомнить реакцию на выступление Чейни, которое само по себе не содержало ничего такого экстраординарного. То есть было очевидно, что перед «восьмеркой» российский истеблишмент демонстрирует миру сверхдержавность, какое-то исключительное положение, это на базе владения энергоресурсами и именно с позиции силы мечтает говорить с мировым сообществом. Это делают сознательно, чтобы сорвать «восьмерку» и таким образом развязать себе руки для того, чтобы Россия продолжала эту конфронтационную линию. К счастью, этого не произошло. Потому что, как мне кажется, окончательное выталкивание России из круга крупных и цивилизованных стран было бы крайне негативным для нас обстоятельством, тогда бы у мирового сообщества вообще бы не осталось рычагов воздействия на то, что происходит в России. К счастью, мировое сообщество не пошло на такую резкую конфронтацию с Россией, и Россия где-то удержалась на опасной черте. Но, тем не менее, стало очевидно, что для России амбиции, связанные с ее нынешней энергетической мощью, она будет пытаться строить свою политику. Это основа зыбкая во всех отношениях, прежде всего потому, что сам ресурс не только исчерпаем, судя по всему, в ближайшее время, год, два, три, будет найдена альтернатива нефти и газу – это неизбежно, и строить на этом долгосрочную политику, по меньшей мере, недальновидно.
Владимир Тольц: Главный редактор журнала «Мировая экономика и международные отношения» Андрей Рябов продемонстрировал мне совершенно иной подход к летним политическим событиям и их оценкам:
Андрей Рябов: Мне думается, это два совершенно разных измерения, то, что важное происходило для России и что происходило для мира. И не потому, что Россия находится где-то далеко от мировых тенденций, просто, я бы сказал, различные фокусы внимания, в том числе и политических кругов. Для России, как мне представляется, все и внутриполитические, и внешнеполитические события последнего времени, вот этого уходящего лета следует рассматривать сквозь призму подготовки ее властной элиты к такой мистической, я бы сказал, дате – 2008 году, когда должна осуществиться передача власти следующему президенту страны. Именно в этом контексте происходили достаточно активные маневры на многопартийном поле, поскольку это затрагивает напрямую интересы разных групп элит, каждая из которых ищет свою, удобную и наиболее благоприятную формулу создания власти, в том числе и с участием партии, которая обеспечила бы ее продолжение, сохранение ее доминирования после 2008 года. Здесь бы я упомянул достаточно скрытую и очень трудно выступающую на поверхность публичной политики полемику, я бы сказал, даже борьбу между сторонниками третьего срока президента Владимира Путина и теми, кто хотел бы заострить свое внимание на проблеме «преемник». Безусловно, можно спорить, что это за группы, некоторые из них, очевидно, до конца не определились, но эта борьба, очевидно, приобретает все больший и больший накал, хотя, к сожалению, в рамках современной русской традиции все больше относится к той самой борьбе под ковром, нежели настоящей публичной политической борьбе.
Владимир Тольц: Мария Липман подчеркивает, что выделенная Андреем Рябовым «проблема 2008 года» и подготовки к нему российских политических элит, «проблема преемника» имеет корни в существующей ныне в России политической системе:
Мария Липман: Эта проблема никуда не может деться, проблема существует, пожалуй, с самого начала второго срока президента Путина. Потому что в сложившейся системе как-то не существует легитимной формы передачи власти. Поскольку главной задачей правящей элиты является сохранение статус-кво и задача эта стоит невероятно остро и ставки велики, то демократической политической конкуренции более в России не существует. Заметим, что и сама власть не делает вида, что у нас будет свободное соревнование разнообразных кандидатов в 2008 году. Значит существует задача каким-то образом сохранить статус-кво через преемника ли, через все-таки вопреки всему сохранение Путина у власти, хотя он много раз, действительно, говорил, что он не останется на третий срок. Но не существует в России и в общем недемократической легитимной формы передачи власти, которая существует, например, в Китае, где сама партия из своих рядов выдвигает кого-то, как-то долго к нему присматривается, долго его испытывает, когда решение принимается, то о нем объявляется. И за несколько лет всем известно, кто выбран в качестве такого преемника и его проводят через какие-то искушения и испытания, этапы и должности и потом он в соответствующий срок без всяких потрясений и неожиданностей это место занимает.
Владимир Тольц: Хорошо, допустим, действительно так: в современной России нет устоявшихся легитимных традиций и процедур передачи власти – ни демократических, ни антидемократических. Что же из этого следует?
Мария Лпман: С этим связано то, что вот уже, по крайней мере, года полтора проблема того, что будет в 2008 году, стоит. Она стоит и перед властью и мы не знаем, решила власть что-нибудь или нет, вернее сказать, решил ли президент Путин в точности, как это будет выглядеть или нет, право этого решения и полномочия этого решения принадлежит ему. И общество, разумеется, абсолютно не знает, что собственно, произойдет. Гадать можно сколько угодно и догадок высказывается чрезвычайно много. В том, что касается конкретных людей, которые могут стать преемниками и, собственно, конфигурации, если это не преемник, а что-то другое – объединение с Белоруссией, была такая догадка, и все-таки какой-то способ оставить Путина в какой-то должности. Летом активизировались попытки призвать Путина остаться на третий срок. Они исходят от самого разного круга лиц и каких-то общественных движений, в частности, например, на Кавказе, и от каких-то конкретных политиков, и от некоторых депутатов российской легислатуры. Но пока что во всяком случае Путин ни разу не выказал готовности к этому прислушаться и сказать, что, пожалуй, я погорячился, сказав, что не буду на третий срок оставаться, я подумаю, раз вы меня так просите. Он не дал оснований на сегодняшний день думать, что он склонен пересмотреть свое решение. Попытки совершаются. А с уходом Путина, если он действительно все-таки уйдет, а кто же будет таким гарантом, а кто же будет разрешать конфликты наверху, кто же будет признанным арбитром? И вот такого рода очень серьезное беспокойство, видимо, толкает людей из окружения президента на то, чтобы инициировать такого рода предложения.
Владимир Тольц: Похоже, что Андрей Кортунов, говоря о проблеме «преемника», разделяет мнение Марии Липман о «своеобразии» сложившейся в России политической системы:
Андрей Кортунов: Во-первых, мне кажется, сам контекст, в котором обсуждаются вопросы о преемнике, демонстрирует некоторую ущербность или, скажем так мягко, незрелость российской демократии. Поскольку было бы странно, если бы в государстве сразу с демократическими институтами, с конкурентной политической средой ставился вопрос о преемнике. А между тем у нас, как вы знаете, по данным социологов, за любого кандидата, который будет рекомендован нынешним президентом, фактически автоматически проголосуют 35, а может быть 40% электората. Это, конечно, говорит о том, что наши политические институты, традиции и нормы нашей демократии пока что еще не очень развиты.
Второй момент, который стал очевиден именно этим летом, по крайней мере, как мне представляется, то, что нынешний президент не может объявить своего преемника заранее, поскольку сделав это, нынешний хозяин кремля сразу же превращается в то, что называется «хромая утка». И поэтому, скорее всего, реальные преемники или преемник появятся не так скоро. Хотя президент уже намекал о том, что существует кандидат, причем он дал понять, что вероятный преемник – это совсем необязательно один из двух вице-премьеров, о которых сейчас так много говорят и пишут, что это может быть третий человек, который хотя и является крупным государственным деятелем, но не вполне относится сегодня к сфере публичной политики. Поэтому, разумеется, можно только гадать, кого именно имеет в виду президент.
Владимир Тольц: К очередному раунду подковерной политической борьбы редактор отдела комментариев газеты «ВЕДОМОСТИ» Максим Трудолюбов относится иначе:
Максим Трудолюбов: Здесь такая политика очень своеобразная, поскольку российская политика не имеет естественных ограничений для действующих лиц, связанных с конкуренцией. А поскольку все решения принимаются в одном месте, то как там решили, так и будет. Поэтому это своеобразное, интересное поле для исследователей. Серьезные политологи должны сюда приезжать и изучать то, что делает «Единая Россия», «Молодая гвардия», движение «Наши».
Владимир Тольц: Хорошо, может быть самые серьезные еще не приехали или приехали, но мы этого не заметили, но вы-то там живете, вы серьезный политолог. К каким вы водам вы на основании летних телодвижений приходите?
Максим Трудолюбов: Успех или неуспех – судить невозможно, поскольку опять-таки нет четкой цели и нет конкуренции. Когда есть силы, которые борются за власть, то есть понятный приз – власть, есть правила игры, есть нарушения или не нарушения этих правил. Здесь этого нет. Просто есть люди, власть у них уже есть, она обеспечена, просто они занимаются творчеством. Это очень интересно с точки зрения творчества.
Владимир Тольц: Главный же российский летний успех Максим Трудолюбов усматривает в сфере экономической, что, впрочем, может иметь в будущем и политические последствия
Максим Трудолюбов: Ситуация очень благоприятная. Редко, когда Россия переживала такое спокойное, в общем, то, что в Библии называется «тучные годы». Несмотря на то, что очень много бедных, несмотря на то, что по-прежнему большое расслоение - это такие экономические понятия. Но реальная жизнь, она в общем сейчас лучше, чем была год назад, чем два года, чем пять лет назад. В Москве люди скупили все новые иномарки, на много месяцев вперед стоят очереди. В городах поменьше иномарки в меньшей степени, отечественные машины продаются как горячие пирожки. То есть экономически именно на уровне человека жизнь сейчас гораздо лучше и спокойнее. Думаю, что само по себе это фантастически прекрасно. А естественно, что большинство людей не задумывается о том, на чем это все основано.
Но дело в том, что те, кто задумывается – экономисты – они спорят о том, насколько эта вещь неустойчива и насколько реальное благосостояние зависит от цен на нефть, что должно случиться, чтобы обрушились, к примеру, банки. Потому что люди за последний год набрали столько кредитов, сколько, я думаю, русские люди не брали вообще никогда. За прошлый год рост составил порядка 800% по некоторым видам кредитования, то есть их больше стало, и больше 43 миллиардов долларов россияне набрали в виде кредитов на покупку разных вещей от мобильных телефонов и тостеров до квартир и домов – это совершенно невообразимая цифра.
Пока не дошло до такого уровня, как бывает, когда все рушится, например, как в Южной Корее несколько лет назад, когда происходит кризис неплатежей, когда люди, набрав кредиты, не могут их возвращать. Но это близко, это должно когда-то произойти. Потому что у нас просто ситуация другая, дело не в количестве денег, а в том, что система не очень прозрачная, мало информации у людей, не очень много «белых» доходов, много «черных» доходов. То есть есть всякие технические причины, по которым с этим может что-то произойти. Но пока ситуация какая-то абсолютно прекрасная. Не знаю, я думаю, надо молиться, чтобы так было подольше.
Владимир Тольц: Людмила Телень не склонна расценивать сегодняшнюю ситуацию столь благостно:
Людмила Телень: Разрыв между самыми богатыми и самыми бедными в России чудовищно велик, сегодня превышает, по некоторым оценкам, в 20 и даже 25 раз. Говорит о том, что элита выстроила таким образом, что налажено массовое производство люмпенов. И вот рост люмпенов внутри российского общества, который еще происходит при нарастающих националистических, ксенофобских, реваншистских настроений – это чрезвычайно опасная смесь. Потому что на ней вырастает агрессия, на ней вырастают разного рода экстремистские организации и на ней уже вырос индивидуальный террор, который начался в России. То есть речь идет о том, что террористические акты против мигрантов совершают уже не организации, не какие-то группы, которые можно отследить и выявить оперативным путем, а отдельные граждане, которые делают эти устройства на своей собственной кухне и идут взрывать мирных граждан, которые приехали из других стран. То есть эта адская смесь агрессии, направленной вовне при громадном внутреннем расслоении доходов, в социальном положении, в культурном положении, она рождает такую взрывоопасную ситуацию внутри страны.
Владимир Тольц: Но ведь все это - тревожная по многим линиям ситуация, высветившаяся этим летом в России, несмотря на экономическую ее благоприятность для страны в целом, касается, как мне кажется, не только России, но и мира в целом…. – Однако, Андрей Рябов склонен обращать наше внимание на другое.
Андрей Рябов: Очевидно, сегодня мировые тенденции и внутриполитические российские проблемы находятся в разных фазах. Для России, повторяю, главная проблема – 2008, которая на самом деле является проблемой внутри организации и ее правящего слоя, а для мира это действительно бытийные, антологические проблемы выживания и развития в начале 21 века. И в этом плане, мне представляется, лето было чрезвычайно важным и насыщенным не столько, может быть, событиями, сколько такой внутренней напряженной динамикой.
Владимир Тольц: Передача подходит к концу, а мы по сути дела лишь мельком затронули международные процессы, ни слова не сказали, к примеру, о недавней войне в Ливане.
Андрей Рябов: Да, Россия, безусловно, участвовала в этих процессах, но я бы не сказал, что это участие имело какое-то серьезное влияние. Потому что у России нет ни каких-то новых идей, ни свежих идей, между прочим, как и у других участников этого конфликта. Но, к сожалению, есть стремление поиграть на слабостях своих западных партнеров. Возможно, это некая компенсация за Чечню. И вот это все вместе, я имею в виду международную составляющую нынешнего лета, скорее всего вносит в международный процесс очень большой процент неопределенности. Неопределенности, касающейся будущего баланса сил, стабильности ситуации в разных горячих точках нашего Земного шара, которые, как известно, в эпоху глобализации тесно связаны. Неопределенность, касающаяся, например, взаимодействия индустриального мира и исламского мира. Проблема усложняется, мы видели это и по промежуточным результатам этой войны и по реакции мирового сообщества на неудавшиеся теракты на британских и американских авиалайнерах. Неопределенность взаимоотношений между ключевыми глобальными политическими игроками – Соединенные Штаты, Европейский Союз, Россия. И неопределенность, связанная с тем, что пока не чувствуется на уровне реальных политических предложений каких-либо серьезных идей, которые могли бы сдвинуть ситуацию в некоем конструктивном направлении. И безусловно, на этом фоне российские внутриполитические проблемы выглядят несколько провинциальными, находящимися где-то в стороне от этой линии.
Владимир Тольц: Так оценивают процессы летнего политического межсезонья российские политологи Андрей Рябов, которого вы только что слышали, и его коллеги Мария Липман, Людмила Телень, Андрей Кортунов и Максим Трудолюбов. Я нахожу в их рассуждениях мало утешительного, но немало интересного. Ну, а насколько их летние выводы соответствуют действительности, покажет дальнейший ход событий. Цыплят по осени считают.
