Программу ведет Дмитрий Волчек. Принимает участие корреспондент Радио Свобода в Санкт-Петербурге Татьяна Вольтская.
Дмитрий Волчек: Сегодня день рождения Дмитрия Шостаковича. Весь этот год все музыкальные театры и коллективы России посвящали 100-летию композитора разнообразные программы. Кажется, нет ни одного произведения Шостаковича, в 2006 году не исполненного лучшими музыкантами и оркестрами страны.
На сцене Большого театра главным балетмейстером Алексеем Ратманским поставлен балет "Болт" на музыку Шостаковича, который в эти дни покажут очередной раз. А в день юбилея в Большом зале Московской консерватории - концерт Государственного академического оркестра имени Евгения Светланова, которым дирижирует Мстислав Ростропович.
Татьяна Вольтская: О Дмитрии Шостаковиче вспоминает композитор, народный артист России, профессор Петербургской консерватории Сергей Слонимский. Он не хотел личных воспоминаний, считая их нескромными, но в его архиве хранится несколько писем Шостаковича, на премьерах которого Сергей Слонимский бывал с детства.
Сергей Слонимский: Когда вышла его поэма "Казнь Степана Разина" на стихи Евтушенко, Шостакович сам ожидал ругань, и она уже появилась в "Советской культуре", статья Аксюка, что Шостакович сделал ложный шаг и неправильную концепцию, так сказать, избрал для изображения народного вождя. Я поторопился поместить рецензию в "Советской музыке" и получил, к величайшему своему изумлению, довольно длинное письмо с благодарностью. "Я никогда не спорю с рецензентами, никогда не пишу жалоб в редакции на несправедливость. Однако тут я не удержался и решил в письменной форме выразить вам мою горячую благодарность" и так далее.
Мой балет "Икар" не был бы пропущен, если бы по просьбе Григоровича я не пригласил бы на генеральную репетицию, которую принимала министр Фурцева, Дмитрия Дмитриевича. И хотя у него уже были тяжело больные, в общем-то, ноги, Григорович его подвез на машине в Кремлевский дворец съездов, Фурцева, все ее заместители, они уже готовились запретить спектакль в связи с тем, что это пессимизм, что там гибнет космонавт, что музыка модернистская, что там много ударных инструментов и диссонансов, он первым выступил. Меня привели, когда он произнес последнюю фразу "я поздравляю тебя с этой работой", и тут же Фурцева, увидев меня, спросила: "А какие недостатки вы видите в этом произведении, спектакле?" Дмитрий Дмитриевич, моментально сориентировавшись, сказал: "Для этого мне нужно несколько раз еще посмотреть с публикой вместе и прослушать после премьеры". И после этого прислал поздравительное письмо.
Татьяна Вольтская: А вот воспоминания композитора, профессора Петербургской консерватории, друга и личного секретаря Шостаковича Исаака Гликмана, ныне покойного.
Исаак Гликман (архив): Он имел обыкновение после премьер устраивать приемы то маленькие, камерные, в Европейской гостинице, то на квартире у своей матери, то в квартире на улице Марата. На этом приеме были гости, в довольно большом количестве. Дмитрий Дмитриевич был в большом подъеме, он играл на рояле свои сочинения и чужие сочинения, лишь бы гости танцевали. Сам он был гибкий, легкий, элегантный и счастливый, потому что ему предстояли еще премьеры многих замечательных вещей.
У него при его сдержанности и кажущейся суковатости было искрометный юмор. Он сам иногда потешал своих друзей своими замечательными остротами.
Татьяна Вольтская: Но, конечно, это не главные черты Шостаковича, запомнившиеся Исааку Гликману.
Исаак Гликман: Дмитрий Дмитриевич рассказывал мне со слезами на глазах - да-да, со слезами на глазах - об очередных жертвах режима. Ему удавалось, с большими, правда, трудами, оказывать материальную поддержку узникам концлагерей. И, боже мой, как он был счастлив, когда после смерти Сталина узники начали возвращаться в Москву и в Ленинград. Он с огромным энтузиазмом принимал участие в реабилитации, это был период оттепели хрущевской, в реабилитации жертв режима. И они ему были бесконечно благодарны за эту поддержку.
Дмитрий Дмитриевич в личной жизни не пренебрегал маленькими радостями. Он, например, из напитков, которыми он пользовался, разумеется, так же сдержанно, как во всем, он предпочитал водку, коньяк и пиво. Вот когда бывали мы на футбольном стадионе в жаркий летний день, Дмитрий Дмитриевич любил заходить в ресторанчик, который примыкал к стадиону, и пропустить кружечку пива.
Дмитрий Дмитриевич в часы душевных треволнений обычно любил раскладывать пасьянс. Кстати говоря, он возил с собой изящную колоду карт во время своих концертных поездок. Он знал довольно много пасьянсов, унаследовав эти знания от своей чудесной матери Софьи Васильевны, которая тоже была пасьянисткой.
Дмитрий Дмитриевич свою славу нес с огромным достоинством и опять-таки со сдержанностью. Он не пьянел, не впадал в такой транс. Я помню, что после разгрома, который учинили сталинские сатрапы, написав страшную и омерзительную статью "Сумбур вместо музыки", когда Дмитрия Дмитриевича запретили исполнять, а в 1937 году в Филармонии исполнили Пятую симфонию, это был подлинный триумф. Но Дмитрий Дмитриевич и эту славу, которая прогремела с необычайной мощью, выдержал, опять-таки, сдержанно.
