В ноябре 2006 года, все, причастные к русской культуре люди, будут отмечать 100-летие со дня рождения академика Лихачева. К этому событию приурочили только что прошедшую в Великом Новгороде научно-практическую конференцию. Один из ее докладчиков, руководитель Информационно-исследовательского центра «История фамилии» Владимир Максимов, попытался развить идею Лихачева о том, что «распространение христианства на Руси шло без особых требований и научений, направленных против язычества. Именно это обстоятельство и способствовало мирному вхождению христианства в народную жизнь».

— А какое же отношение это соображение имеет к предмету ваших исследований — русским именам и фамилиям (выражаясь научным языком, к антропонимике)?
— Самое непосредственное. Дмитрий Сергеевич настолько был неординарной, разносторонней личностью, что он успел затронуть в своих работах такой широкий пласт наших научных изысканий, не только в области ономастики (это более широкий термин, нежели антропонимика). Но, возвращаясь к нашей тематике, мы это рассматриваем на примерах, взятых из древних летописей и, например, взятых из более поздних грамот, допустим, XVI-XVII веков. Вырисовывается совершенно замечательная картина, которая полностью подтверждает его вывод о том, что были различные этапы сосуществования этих двух различных течений — язычества и христианства. Так, был этап их одновременного существования, так называемого двоеверия, которое естественным путем перешло в особый сплав — не каноническое христианство, как мы все представляем это из учебников, а в ту самую систему верований, если хотите амальгаму язычества с христианством.

— Как это отразилось в именах?
— Самым непосредственным образом. Если мы взглянем на имена наших предков века, допустим, X-XI век, мы увидим полный набор всего, что только можно увидеть, сказать, назвать, вспомнить. В качестве имен выступали даже не существующие объекты и предметы или, допустим, животные (были имена, образованные от слов «вол», «кабан», «лопата», «телега», и так далее), а вещи абстрактные — «гроза», «ветер», «говорок» — все, что хотите. Позднее происходит этап, когда мы видим, что сокращается именник мирской, то есть не церковный, и ужимается до того, что сохраняются, допустим, в XVII, даже в начале XVIII века только некоторые, редчайшие дохристианские имена.
Мы сейчас с вами перескочили через целую эпоху. Я просто сказал, от чего началось и к чему это пришло. Потом постепенно мы видим, что к XVIII веку пропали — все! — мирские имена, но при этом система двуименная сохраняется, только ученые и современники называют прежние мирские имена прозвищами. Как легко это произошло! В XVI-XVII веках наряду с крестильными были мирские имена, потом вдруг неожиданно они полностью исчезли, но остались прозвища. Допустим, звали человека Иван, а прозвище у него было Неудача. В прежней же антропонимической системе Неудача могло быть именем.

— Получается, что на каком-то этапе один и тот же человек мог носить два имени?
— Бывало и больше. Существовала практика, когда человек носил два мирских имени. Одно из них могло быть просто как прозвище, другое могло быть дополнением к какому-то мирскому имени. Даже были такие имена, по которым можно догадаться, что оно изначально было дано как прозвище, например, Иван — Быстрая Рыбка.
Так вот, что нам интересно? Этот этап, когда прекратили давать мирские имена и когда возникли прозвища, нигде хронологически не обозначен. Прозвища, кстати, и раньше были, но, когда мы можем говорить только уже о прозвищах? Этот этап отследить, на самом деле, невозможно. Нет никаких исторических данных, позволяющих определить: это произошло в такой-то год или десятилетие. Но можно проследить тенденцию. Опираясь, кстати, на работы Дмитрия Сергеевича, на свои собственные исследования, мы можем проследить и показать, как этот процесс происходил. Сначала для русского человека христианское имя было чем-то чужеродным. Если, допустим, изначально эти имена считались просто как атрибутика…

— Как официальное имя.
— Да, как официальное имя, мы их, собственно, так и называем, то традиционное русское имя воспринималось как простое и понятное. Более того, ведь если традиция наречения в честь святого была привнесенной, то у нас на Руси своих причин, почему выбиралось то или иное имя, было безумное количество. Ведь бывали имена Богатырь, Улыба, Смеян. Подобные имена давали в надежде, что ребенок таким и вырастет. Была другая традиция. Давали имена-обереги — с совершенно противоположным, плохим значением, дабы эта беда его не коснулась — Золотуха, Краснуха, Несчастье, Неудача, Кручина, Горе, Беда, Печаль и куча-куча других.

— Если я вас правильно поняла, в языческие времена имя выступало, как оберег, отсылаясь к языческим представлениям. А потом, когда у человека появилось крестильное имя, оно тоже выступало как оберег?
— Разумеется. Собственно, что такое религия? Это опора. Опираться стали на имена христианские. Стали понимать, что защитной является Бог, Богородица и святые, в честь которых ребенка и стали нарекать.
Но смотрите, что при этом произошло. Сначала главным было все-таки не значение имени. Имя-то непонятное было — древнееврейское, древнегреческое, римское. Кому эти имена были известны? За исключением книжников. Поэтому больше внимания уделялось житиям. Тому авторитету, с которым данный святой проявился в православном мире. Позднее, когда окончательно система именования переключилась на христианский именник, отпала необходимость во всех таких домашних средствах защиты. Но заметьте, именно имеющие нейтральную окраску, то есть никакие-то там обереги, а, допустим, как те, которые возникли на почве христианства уже, вроде бы еще следуя старой языческой традиции, но христианские имена. Появилось, к примеру, имя Мясоед, то есть данное в дни, в которые разрешалось по канону церковному есть мясо.

— Прямо вот так человека и звали — Мясоед?
— Да, допустим, у него было церковное имя Иван, а мирское Мясоед. А было и Постник.

— Так значит Барма и Постник, строители известного собора на Красной Площади, Постник — это было имя, а не прозвище?
— И Постник, и Барма это были имена. Постник — это традиционное в тот период имя, и не потому, что человек постился часто, а потому что его так назвали при рождении. Так вот, потом получилось так, что больше нет причины давать имена мирские. Но при этом имя Иван в святцах упоминается более ста раз, имя Федор тоже часто, более тридцати и так далее. Получалось огромное количество тезок. В одной семье могло быть несколько Иванов — Иван-Больший, Иван-Меньший. Очень часто летописи просто пестрят такими сообщениями о том, что Василий-Меньший Василию-Большему продал или подарил что-то. Возник обратный процесс, когда не как частенько пишут, не исчезли мирские имена, а их просто заместили прозвища. Нет. Возник процесс, при котором появление новых дополнительных прозвищ было вызвано насущной необходимостью: оскудением именника. И тут на помощь этому обратному появлению прозвищ логично приходило бытование прозвищ святых. Ведь Николая Мирликийского звали в народе Николой Угодником. Кстати, эти прозвища многие появились уже в нашей русской народной традиции, в так называемом народном календаре. Там Ирину Святую прозвали Ириной Рассадницей, потому что в день поминовения святой Ирины высаживали капустную рассаду. Таким образом, возвращение прозвищ было именно возвращением, а не просто продолжением традиции. И не было, как утверждают многие, какого-то запрета на мирские имена, не было его! Разумеется, церковь никогда их не одобряла, но гонений не было. Она не боролась так, как мы это видим, например, в других вероисповеданиях. Было, действительно, нежелание, чтобы эти имена продолжали существовать, но как такового жесткого запрета не существовало.

— Вернемся к разговору об Иванах. Вы сказали, что очень много в церковном календаре праздников, связанных с Иваном, Иоанном и так далее. Не в этом ли кроется то, что это одна из самых распространенных российских фамилий? Ведь фамилии зачастую образовывались от имен.
— Самая главная причина именно эта. Если кто-то утверждает, что есть куча других всяких фантастических или мистических причин – не верьте. Другое дело, что существовала традиция почитания так называемых местночтимых святых. Допустим, где-нибудь в Новгороде имя Иван или Федор могло быть особенно популярным, потому что его давали в честь какого-то очень почитаемого местного святого. Почему Владимир Андреевич Никонов в свое время Северо-Запад русский обозвал Ивановией? Потому что там фамилия Иванов самая распространенная, если сравнивать с другими российскими регионами. И все-таки, это не могло настолько сильно повлиять на распространенность имени Иван (почитание местночтимых святых) как то, что каждый третий день чествуется святой Иван, память празднуется. В каждой семье рождалось по 13-14 детей. У нас, кстати, есть замечательная грамота. Я уже упоминал текст, где Иван-Больший, что-то Ивану-Меньшему продает. А там непосредственно сказано, что, Василий-Девятой продал брату своему Ивану-Десятому часть деревни. Вот они и встречались чуть не в каждой семье — Иван такой-то, Иван такой-то, большой, рыжий, меньший. Все эти прозвища давались, чтобы как-то понять, к кому обращаются. Подчеркну, в обиходе-то своих близких окликали не только церковными именами, даже не столько, а вот теми именами мирскими, а позднее прозвищами.

— Потрясающе. Скажите, а много ли древнеславянских имен сохранилось в русском современном именнике?
— Ничтожное количество. Исключение составляют имена первых князей, которые христианство распространили. Святослав, Владислав, Владимир или, допустим, тот же Олег. Хотя это не славянское имя, а заимствованное из древнегерманского или скандинавского языков.

— Но пришедшее до принятия христианства.
— До христианства. Но оно в этот момент, в принципе, уже вросло в русский язык, и воспринималось как свое, также как и Ольга.