Александр Генис: Сегодняшний АЧ откроет новый выпуск “Театрального обозрения”, который ведет критик Ирина Симаковская.
Ирина Симаковская: Бродвей в последнее время стал взрослеть в театральном смысле, стал приобретать какие-то более или менее театральные формы. Раньше это была в основном коммерческая продукция, которая была интересна туристам, но не настоящим театральным людям. Но в последние два года бродвейская атмосфера преобразилась. И преобразил ее в прошлом году Иво ван Хове, который поставил две пьесы Артура Миллера, сделал это грандиозно - и в чисто театральном смысле, и в смысле освоения невероятного материала Артура Миллера. За что он и получил премии на нашем замечательном Бродвее.
В этом году подарок — спектакль Саймона МакБерни «Столкновение». Со стороны продюсеров это был очень смелый шаг - пригласить Саймона МакБерни с этим спектаклем на Бродвей. Продюсер сказал, что бродвейская публика очень любит сопереживать героям, поэтому для нее не будет проблем покупать и покупать билеты, приходить и приходить, смотреть и смотреть этот спектакль.
Александр Генис: Это при том, что это - моноспектакль, который необычайно сложно построен, его даже трудно объяснить.
Ирина Симаковская: Мне кажется, что это новый вид театра, что это - четырехмерное, пятимерное, может быть шестимерное, может быть даже семимерное пространство, которое не ограничено ничем. Все это начинается с того, что зрители, усаживаясь на свое место, получают наушники, которые они обязаны надеть.
Александр Генис: Это как стерео-очки в кино.
Ирина Симаковская: Да, вроде того. В этих наушниках происходит жизнь совершенно невероятная - жизнь природы и людей. Вдруг оказывается, что МакБерни, который со сцены с тобой разговаривает, как будто сидит у тебя на коленях или нашептывает сзади что-то в микрофон, ты его слышишь то сверху, то снизу, он выступает в качестве автора книжки, по которой он сделал этот спектакль, (ее написал Петру Попеску). Или ты слышишь героя этой книжки, фотографа, который отправился на Амазонку, в тропический лес за фотографиями, с которым, собственно говоря, и происходят все коллизии в этом спектакле.
Александр Генис: То есть, центральный конфликт - столкновение наших европейских ценностей с ценностями туземцев, которые совершенно иначе смотрят на мир.
Этот сдвиг реальности - постоянная тема театра «Комплисите». Когда я первый раз увидал этот театр в деле, со мной произошел шок. Дело было так: я никогда не читал Бруно Шульца, тем больше было мое потрясение на спектакле «Улица крокодилов». Я был именно потрясен тем, что можно сделать из прозаического текста. Уже не говорю о том, что герои освоили все виды движения, в том числе и по потолку. Самое главное, что магия в этом спектакле была настолько органична и естественна, что казалось, только так и можно жить. Это, собственно, и есть магический реализм, когда не просто так люди летают, а когда нам кажется естественным, что они летают. И это - мир Бруно Шульца.
После этого я полюбил Бруно Шульца, даже познакомился с его конгениальным переводчиком Асаром Эппелем, которому я успел выразить все свои восторги по поводу его работы. С тех пор и театр «Комплисите» меня захватил - другого такого театра нет. Вот и в этом спектакле, как пишут восторженно все критики, МакБерни меняет наше базовое представление о природе реальности, чем, собственно говоря, и должен заниматься театр, потому что иначе можно обходится телевизором.
Скажите, а как же он все-таки это делает, в чем заключается фокус МакБерни?
Ирина Симаковская: “Фокус” МакБерни заключается в том, что над этим, например, спектаклем он работал на протяжение 20 лет. Для того, чтобы сделать этот спектакль, он отправился в тропический лес Амазонки и разговаривал там с людьми, пытаясь проникнуться духом потомков этого племени, с которыми когда-то столкнулся Лорен Макинтайр. Это тот самый фотограф, который отправился фотографировать тропические леса Амазонки. МакБерни все это захватило. Будучи гениальным театральным писателем и гениальным театральным изобретателем, он сам погрузился в этот мир и придумал спектакль. Он будет на сцене один и станет рассказывать эту историю как рассказчик, но при этом он сделает так, чтобы мы почувствовали все то, что он почувствовал, находясь в этой самой Бразилии на этой самой Амазонке. И что почувствовал этот самый Петру Попеску, который написал эту книжку.
Александр Генис: МакБерни всегда интересовали альтернативы нашему мышлению, нашему сознанию. Нам задают со сцены странные вопросы: может ли существовать язык без слов? Или так: что значит сознание без памяти? Ответы ищут у туземцев, обладающих ментальной альтернативой. В каком-то смысле у индейцев сельвы, не знакомых с нашей цивилизацией, принципиально иное сознание. Поэтому мы можем им задать вопросы, которые мы могли бы задать пришельцам. В этом заключается фантастика этого “Столкновения”.
Ирина Симаковская: Верно, но главное, мне кажется, не в этом, а в том, что человек, который вдруг предстал перед этим племенем, внезапно почувствовал бессмысленность своей - нашей - цивилизации. Потому что он увидел людей, которые стоят на земле прочнее, нас. И уж, конечно, то, что сделали с этим народом в начале ХХ века, когда в Бразилии была резиновая лихорадка, ужасно. Об этом тоже говорит Саймон МакБерни.
Александр Генис: Главный критерий театрального успеха, я знаю по себе, смена оптики. Когда спектакль удался, ты выходишь из зала и тебе кажется, что то ли реальность немного изменилась, то ли сам находишься в измененном сознании. Работает?
Ирина Симаковская: Работает! Ты выходишь на улицу, с трудом понимаешь, где ты находишься, голова у тебя немножко кружится, в тебе продолжают звучать все те звуки, которые в тебя запихнул МакБерни при помощи своего гениального звукового дизайнера, который придумал всю эту аудиосцену. И ты смотришь на свою цивилизацию с точки зрения человека, который только что побывал в тропических лесах Амазонки.
(Музыка)
Александр Генис: А теперь опять русская классика.
Ирина Симаковская: Толстого на Бродвее уже ставили. В 1980-е годы на Бродвее шел «Холстомер» - «История лошади» Розовского и Ряшенцева. Был, большой успех. Нынешний спектакль сделан из «Войны и мира» Толстого. Это - мюзикл, и критики говорят, что это один из самых удачных мюзиклов последнего времени.
Александр Генис: Его сравнивают с сенсационно успешным мюзиклом «Гамильтон». Это, конечно, говорит в пользу нашего Льва Николаевича Толстого.
Ирина Симаковская: Я думаю, что Лев Николаевич тут не очень при чем. Это же выжимка из Толстого, потому что из «Войны и мира» очень легко сделать мюзикл. Стоит только взять Наташу Ростову, Андрея Болконского, вслед за ним Анатолия Курагина и потом Пьера, как выстраивается некая цепочка любовных взаимоотношений и переживаний.
Александр Генис: Именно поэтому я всегда считал, что Лев Толстой открыл «мыльную оперу». Я не вижу в этом ничего плохого. А тот спектакль, о котором вы говорите, напоминает мне «Войну и мир» для школьников. В детстве всегда было деление: девочки читают про мир, а мальчики - про войну. И этот мюзикл для девочек, потому что войны там как бы и нет.
Ирина Симаковская: Безусловно, никакой войны нет. Андрей уходит на войну, все говорят «война, война», поют по этому поводу песню. Потому что этот мюзикл, и в нем по всем поводам поют песни. Но вся любовная часть очень бродвейская, все мелодии очень бродвейские.
Александр Генис: Это хорошо или плохо?
Ирина Симаковская: Это - традиция. Кто-то это любит, кто-то не любит, кто-то принимает, кто-то это не принимает.
Александр Генис: Я этого не понимаю. На мой взгляд, музыка может быть хорошая или плохая, а традиционная она или нет — это уже второй вопрос. Что значит плохая или хорошая музыка мюзикла? Бывает гениальная, например, «Иисус Христос суперзвезда». Я еще мальчишкой знал эту оперу наизусть. Так что мюзикл не нуждается в оправдании.
Ирина Симаковская: Я имею в виду особенности жанра, как это все выстраивается. В принципе это довольно смешное произведение.
Александр Генис: Это, кстати, странно. Я большой любитель Льва Толстого и особенно «Войны и мира». Недавно я перечитывал очень внимательно все четыре тома, и не нашел ни одной шутки у Толстого. У Толстого не было юмора. Мне кажется, это характернейшая деталь. У Достоевского, скажем, очень много смешного, а у Толстого — нет. Это нужно потрудиться, чтобы сделать смешной спектакль из Толстого.
Ирина Симаковская: Стоит потрудиться для того, чтобы пришла публика, для того, чтобы это не было занудно и скучно, чтобы это было более или менее жизненно и весело. По мнению создателей этого спектакля, «Война и мир» - этакая цыганская пьеса с цыганско-еврейской музыкой. Как раз славянской музыки, о которой пишут в рецензиях, там не и в помине.
Александр Генис: «Скрипач на крыше», что-то в таком духе?
Ирина Симаковская: Не совсем «Скрипач на крыше», но похоже.
Александр Генис: Так себе представляют Россию на Бродвее, и с этим сделать ничего нельзя. Цыгане рано или поздно должны появиться - как в фильмах Никиты Михалкова. Есть в них нечто вечно русское, без чего обойтись нельзя.
Ирина Симаковская: И там все очень просто: Наташа любит Андрея, они обручены, Андрей уходит на войну. Появляется Курагин, Андрей отказывается от обесчещенной Наташи. Ее подбирает Пьер, который весь спектакль до того, как он подбирает Наташу, страдает в собственном браке с Элен Курагиной.
Александр Генис: Ну, в общем, так оно все и в романе.
Ирина Симаковская: И все это обрамлено песнями, танцами, раздачей пирожков из ресторана «Русский самовар», а также - продажей водки. Действие происходит везде: зрители сидят на сцене, артисты играют в зале. В зале установлено несколько маленьких сценок, на которых происходят эти самые пляски. Костюмы смешные, потому что они наполовину исторические, наполовину панковые. Сюда очень хорошо вписывается Долохов. Он - кутила, который устраивает все представления, все танцы и песни.
Александр Генис: Как теперь говорят, “зажигает”. Вы знаете, когда я думаю о таких псевдоисторических американских фильмах на русской тему, то всегда вспоминаю универсальное название для клюквы из Ильфа и Петрова: «Княгиня Гришка».
Ирина Симаковская: Это, безусловно, из этой серии. Но что оправдывает этот спектакль, так это — самоирония по отношению к себе, ирония по отношению к Толстому, ирония по отношению к героям Толстого, ирония по отношению к объему произведения.
Александр Генис: Но это уже большой плюс. Есть два основополагающих факта о Толстом: «Война и мир» - самая большая книга в мире. Это, конечно, неправда, но в Америке все так считают. Я-то хорошо помню, как президент Буш-старший хвастался, как в 17 лет прочитал «Войну и мир» исключительно для того, чтобы силу воли проявить и доказать себе, что он может закончить такую толстую книгу. А второе, я сейчас скажу совершенно страшную вещь, но тем не менее, признаюсь, что я смотрел спектакль Фоменко по «Войне и мир», который привозили в Америку, в Линкольн-центре шел спектакль, и, надо сказать, жутко скучал. Потому что там было все, что я читал у Льва Толстого. Тогда я решил, что чтобы мне понравилась «Война и мир», надо эпопею как-то остранить.
Я вижу - наши слушатели не видят, но я вижу - как вы страдаете от моих слов.
Ирина Симаковская: Мне очень нравился этот спектакль фоменковский, он шел очень долго, часа четыре. Но мне было очень жалко, что он кончился.
Возвращаясь к Толстому на Бродвее, должна признать, что у них очень смешные тексты. Не стесняясь, они в тексты песен заложили описание героев, описание взаимоотношений героев, все эти родственные связи объясняет смешной речитатив. Например, они поют: дорогие зрители, следите за сюжетом, потому что он не такой простой, и книжка не маленькая, и у каждого героя по девять имен.
Александр Генис: Это тоже характерная деталь. Мне однажды один американский писатель сказал: «Как я могу прочитать «Братья Карамазовы», где есть персонаж, которого зовут Грушенька, а потом оказывается, что она - Аграфена Александровна”.
Ирина Симаковская: Вот именно об этом шла речь. Со сцены предупреждали, что у каждого героя по девять имен, чтобы зрители этому не удивлялись. Все остальное, все эти любовные взаимоотношения между главными героями очень серьезные. Если Наташа любит Андрея, значит она его любит и скучает по нему, когда он уходит на войну. Потом начинает скучать по Анатолю. А потом Пьер начинает скучать по Наташе. И все они это изображают очень “взаправдашне”.
Александр Генис: Давайте подведем итог: вам понравилось?
Ирина Симаковская: Я ходила на этот спектакль с дочкой, дочке 16 лет.
Александр Генис: И она не читала «Войну и мир»?
Ирина Симаковская: Она не читала «Войну и мир», но ей было интересно узнать, что такое Толстой, она, естественно, слышала про существование такой книжки. Она очень любит мюзиклы, и ей очень понравилось все, что ей показали. Особенно потому, что роль Пьера играл Джорш Гробан, певец, очень популярный в Америке сейчас, из-за которого этот спектакль будет жить долго.
Александр Генис: Как «Война и мир».
Постскриптум. Посмотрев американский спектакль по Толстому, 16-летняя дочка Ирины взялась за “Войну и мир”. Сейчас она уже на втором томе.
