Триста пятнадцать лет назад в устье реки Невы русский царь Петр I основал город Санкт-Петербург. Формально город 18 лет находился на шведской территории – Ништадский мирный договор, по которому она отошла к России, был подписан только в 1721 году. Тем не менее есть свидетельства, что уже в 1704 году Петр заявил о своем желании перенести сюда столицу Российской империи, в 1712 году в Петербурге поселился царский двор, начался переезд государственных учреждений, в 1713-м переехал и Сенат.

О том, почему Петр решил основать новую столицу в стратегически важной, но болотистой местности с холодным и влажным климатом, рассуждает главный редактор журнала "Звезда", историк и писатель, автор недавно вышедшей книги о Петре I глазами современников Яков Гордин.

– В своей книге вы пишете, что скорость и радикальность реформ, проводившихся Петром, не была обусловлена полностью текущим моментом, сыграла во многом свою роль именно личность Петра. Можно ли говорить о том, что именно личность Петра в первую очередь обусловила начало строительства Петербурга, и в том месте, где он сейчас стоит?

​– В значительной степени, поскольку именно Петру Алексеевичу принадлежала идея – закрепить за собой прибалтийское, приневское пространство. Формула относительно роли личности Петра резонна, но корректируется обстоятельствами. Петр стремился закрепить за собой эти пространства, идея крепости на Неве была совершенно рациональна – "ногою твердой встать в приморье". А город все-таки был, как я понимаю, вторичен. Я не уверен, что с самого начала он собирался здесь основать столицу, думаю, что это постепенно пришло. Тем более было не очень понятно, как развернется война, к чему все это придет. Петр все годы до Полтавы пытался как-то договориться с шведским королем Карлом XII через посредников о заключении компромиссного мира. И что бы осталось за Россией, а что бы вернулось под шведскую власть, еще было не очень понятно. Но из чисто военных соображений, конечно, безопасность устья Невы надо было обеспечить.

​– То есть Петр не закладывал столицу, когда решил строить Петропавловскую крепость? Но ведь столица переехала туда буквально через десять лет.

​– За эти годы очень много чего произошло. Русские войска фактически захватили прибалтийские области. Карл был замечательным тактиком и очень храбрым человеком, но очень неважным стратегом, в результате чего и потерпел катастрофу. Он не стал развивать военный успех после первой Нарвы, когда у него были очень большие возможности, а ушел в Европу, ушел в Саксонию. Там было, во-первых, побогаче, было что взять, а во-вторых, он хотел вывести из войны главного союзника Петра – Августа Саксонского, польского короля. И дал таким образом Петру возможность укрепиться в прибалтийских пространствах. И тогда, очевидно, стал вызревать этот самый замысел – перенести центр государства вот сюда, потому что еще в самом начале 1700-х годов это было проблематично. Крепость можно построить, крепость, в конце концов, можно сдать. Ведь отдали и Таганрог, отдали Азов, – это все зависит от военного счастья. А вот построить город и отдать его – это уже совсем другое дело. Правда, надо сказать, что при всех попытках переговоров через посредников, в частности, через английскую королеву Анну, Петр ставил одно условие. Он был на многое согласен, он был согласен, как я понимаю, вернуть Прибалтику, но требовал оставить за собой устье Невы.

– Известно, что формально Петербург строился на шведской территории. Получается, что Петр был уверен, что город устоит и столица будет именно там?

– Это произошло после двух крупных военных эпизодов – после сражения при деревне Лесной в 1708 году, первой крупной победы над довольно значительным шведским корпусом, и, главное, после Полтавы в 1709-м. Неудачный стратегический маневр Карла и успехи Петра в Прибалтике, успехи в строительстве новой армии (она не совсем была новая, полки солдатского строя были еще при Алексее Михайловиче) – все это позволяло думать уже о городе. Как мне представляется, это не одномоментное решение, это было решение, вызревшее в процессе удачных, в общем, для России военных операций первых лет XVIII века.

– И все-таки неужели для "окна в Европу" не было места поудобнее?

​– Не нужно преувеличивать гиблость этого места. Вы сами сказали, что это шведская территория, и там стоял шведский город – Ниеншанц. Александр Сергеевич Пушкин, надо сказать, несколько преувеличил дикость этих мест, написав про "приют убогого чухонца" и так далее. Здесь было, насколько известно теперь, довольно оживленное, застроенное место. И поселение, и город, и крепость, остатки которой находятся сейчас на территории Петербурга, на Охте. Так что жить здесь было можно. Конечно, по сравнению с побережьем Черного или Азовского морей, даже по сравнению с Москвой климат здесь менее удачный. Но Петр ведь был человеком мощного утопического мышления, и он был уверен, что как люди, так и природа ему должны подчиниться рано или поздно. И когда он закладывал все эти парадизы, и Летний сад, и Петергоф, и все на свете, он был уверен, что болота можно осушить. Как и тогда, когда он пытался строить гавани для военного флота – Таганрог, Рогервик. Шведы не решались там построить гавань, а Петр попытался. Ничего не вышло, но он был уверен, что ему это удастся. Поэтому его не пугало то, что он видел вокруг себя. Во-первых, это было населенное место, а во-вторых, он довольно успешно с природой тоже справился.

– Петербург – красивейший город, там итальянские зодчие построили великолепные дворцы. Но приходится встречать мнение о том, что эти дворцы с огромными окнами не подходили для климата, в котором построен Петербург. Дворянки в открытых платьях простужались, заболевали. Насколько идея построить такой роскошный город, с такими зданиями, была удачной, на ваш взгляд?

– Это уже вопрос не столько к Петру, сколько к более поздним властителям. Все-таки город только зачинался при Петре, а вся эта мощная роскошь развивалась до николаевского царствования. Я не думаю, что это было так уж опрометчиво. С одной стороны, да, большие окна, а с другой стороны, все-таки таких сибирских морозов здесь, как правило, не наблюдается. И была достаточно эффективная система отопления, и чтобы светские дамы с их декольте прямо все помирали от простуды – это тоже не так. Представляя себя мемуаристику XIX века, последней трети XVIII, я что-то не очень помню, чтобы кто-то из известных светских дам умирал, простудившись на балу. Потому что все отапливалось, не говоря уже о том, что свечи давали достаточное тепло, их было очень много. А как тогда строить? Строить толстые стены с маленькими окнами? Это было бы странно, потому что внешний вид столицы во многом свидетельствует о состоянии государства, это мощный политический фактор. Так что в некотором роде зодчие действительно пренебрегали особенностями климата. Но и ничего катастрофического, на мой взгляд, нет. В нашей редакции, к примеру, огромные окна, это старый особняк, и мы не страдаем. Это как раз самая последняя проблема, которую нужно решать.

– Почему Петербург не удержал роль столицы после прихода большевиков к власти? Почему не вернул ее себе?

​– Ну что значит – вернул? Горожане, особенно в ситуации начала 1920-х годов, когда все это было еще свежо, ничего не могли требовать от власти, потому что мы знаем, чем кончались любые протесты. Даже когда восстал Кронштадт, с ним тоже довольно быстро справились. Это же извечный вопрос – почему большевики перенесли столицу в Москву, и тут есть много разных обстоятельств. Это банальные вещи – близость немецких войск, которые наступали, это близость Финляндии, близость Прибалтики, наконец, довольно напряженная социальная ситуация в самом Петрограде. Кронштадтский мятеж произошел позже, в 1921 году, но неслучайно, это накапливалось. Поэтому это был инстинкт самосохранения для большевистской власти. Не говоря уже о том, что в ситуации Гражданской войны Москва оказалась гораздо более выгодным пунктом, потому что это железнодорожный узел, это центр страны, откуда управлять ситуацией было гораздо легче, чем из Петрограда. А вернуть потом… Знаете, как говорил тот же Пушкин, "с царем опасно вздорить", и требовать чего-то от московских большевистских властей было опасно. Когда подозревали петербургские партийные власти в сепаратизме, это кончалось пытками и расстрелами. Это все хорошо известно.

– А у кого-то из российских монархов после Петра Первого было желание вернуть столицу в Москву?

– Было такое желание у царевича Алексея, который, кстати, совершенно, вопреки нашим устоявшимся школьным представлениям, не собирался возвращать Россию в старомосковский быт. Во-первых, он сам не хотел, во-вторых, никто бы ему не позволил. Но перенести столицу в Москву он собирался, оставив Петербург торговым приморским городом. У других монархов сколько-нибудь серьезных намерений такого рода не было. Петр Второй, который умер в Москве, приехал туда, потому что там должны были праздновать его свадьбу с княжной Долгорукой, а по традиции, как и коронации, все торжественные мероприятия принято было в Москве отмечать. Но наверняка он вернулся бы обратно. Совершенно так же, как Анна Иоанновна, которая воцарилась в Москве, очень быстро вернулась в Петербург, она не осталась в Москве. Все остальные уже об этом даже и не думали.