Подкаст "Вавилон Москва", из архивной тревел-серии "Далеко от Москвы".
Первая передача из цикла "Сентиментальное путешествие в Тбилиси". В этой части – город осенью 2001 года. Театр Королевского округа и новая грузинская драматургия, Мцхета и храм Светицховели, грузинское вино и грузинские женщины. Фестиваль современного искусства "Арт-Груз" в грузинской столице. Культура и ее творцы после грузино-абхазской войны и до русско-грузинского конфликта 2008 года.
"...Свет и льдистый блеск воздуха создали у меня первое впечатление о Тифлисе как о городе таинственном и увлекательном, как о некоей восточной Флоренции. Я еще не видел такого путаного, пестрого и легкого города, как Тифлис". (Константин Паустовский)
Алексей Айги, музыкант: Я очень боюсь летать, и очень боялся лететь в ту сторону. Смотрел на людей и думал: "Все погибнем или не все?" В самолете мы познакомились с одним из музыкантов ансамбля "Орэра", который праздновал свое 50-летие. Замечательный совершенно, такой вальяжный, огромный, в халате, красивый седовласый мужчина. И мы разговорились. Он: "Вы музыканты?" Мы стали рассказывать, куда едем. Ему сказали, что вот, человек боится, он тогда обнял меня по-отечески и сказал: "Не бойся, сынок. Я летаю 40 лет. С тобой ничего не будет. Я, – говорит, – как только ни садился, на каких только самолетах ни летал". И я сразу успокоился.
Елена Фанайлова: Организаторы московского клуба и издательства ОГИ везли пачки книг по железной дороге до Владикавказа и добирались до Тбилиси по Военно-Грузинской дороге.
Николай Охотин, издатель: Забавно, что мы очень боялись, потому что нам все говорили, что это чудовищно тяжело: там фактически военное положение. С другой стороны – бандиты, и все такое. Ну, мы столкнулись с некоторыми неприятностями на границах, на постах, которые кончались банальной дачей взятки, но что забавно, что стоило отъехать от Осетии (последнего русского пункта), и все там, кто попадался – и грузины, и чеченцы какие-то попадались нам по дороге, – нас принимали абсолютно как своих. Поили на каждом удобном углу, кормили. И абсолютно никаких проблем на таможне. Дикая красота – эта перевальная дорога. В Тбилиси тоже, конечно, хорошо, но это особенно.
Станислав Львовский, литератор: Пока мы там были, в первые два дня все время нас спрашивали, не собирается ли Россия Грузию бомбить? И впечатление было совершенно ирреальное: как это, Грузию бомбить? А еще кого бомбить? Может быть, Нижний Новгород еще побомбить, или что-нибудь в этом роде? Для меня это, как для человека, который смотрит российские новости, было некоторым, ну, шоком – не шоком, но сильным довольно смещением восприятия. Видимо, до сих пор подсознательно Грузия воспринимается как какое-то общее культурное пространство. Ты видишь страну, где люди разговаривают по-русски, и какие-то знакомые с детства топонимы, но все уже совершенно другое. Это уже совершенно другая страна.
Елена Фанайлова: В зале театра Королевского округа на улице Леселидзе (в десяти минутах ходьбы от проспекта Руставели), в фойе мы разговариваем с режиссером Давидом Сакварелидзе. Он – один из организаторов молодежного культурного центра, который находится в старинном здании театра. Давиду 31 год. Он поставил более 30 музыкальных спектаклей, несколько итальянских опер, работал с Робертом Стуруа и Питером Бруком в Италии и Америке. Давид Сакварелидзе рассказывает об одном из последних своих проектов.
Давид Сакварелидзе, режиссер: Я и драматург Лаша Бугадзе, мы вместе написали новый грузинский вариант "Доктора Франкенштейна", перенесли сюжет в 1932 год, когда были нацистские идеи создания новой расы. Заинтересовался я этим потому, что надо проанализировать то, что происходит с нами сейчас. Что-то существует по ту сторону жизни. Через Франкенштейна я хочу подтвердить для самого себя и всем подтвердить, что существует Бог, действительно. Физически можно это увидеть. Потому что этот герой – пришелец из другого мира. Год тому назад мы создали Центр современной драматургии в Тбилиси. В нем несколько молодых драматургов. Абсолютно новые имена и новый для меня язык. Потому что разница между поколениями – еще и разница языковая. Допустим, есть живой грузинский классик, он пишет. И вдруг появляется 19-летний драматург, который тоже на грузинском создает абсолютно другой язык. У нас больше юмора, безалаберности и отношения другого к тем событиям, которые они, старое поколение, воспринимают очень трагично. Мы это воспринимаем с юмором. Грузины не сентименталисты. Они более всего реалисты, потому что от жизни это. Трагичное мы, молодые, не можем подчеркивать, хотя ужас чувствуется.
История грузинского театра знает много попыток стать новаторским, но это смогли сделать только несколько режиссеров. Михаил Туманишвили, например, Роберт Стуруа, Тимур Чхеидзе. Очень много режиссеров в Грузии, но остаются имена, которые создали свой язык, театральный художественный язык. Я думаю, что мое поколение должно освободиться от их влияний, потому что мы прошли очень интересную жизнь. Перед нами – целая история. С 1989 года и до сих пор мы живем в катаклизмах. Это интересно, с одной точки зрения, но с другой – надо проанализировать это и как-то показать.
Театр Королевского округа – очень старое здание. Его построил Зубалашвили, был такой грузин-католик, очень известный меценат и очень известная личность, потому что половину Тбилиси построил он. И это в 1800 каком-то году, точно не помню. На втором этаже была католическая школа, женская гимназия. А внизу - караван-сарай. Были какие-то разногласия, потому что считали, что это бывшая синагога.
С 1930-х годов здесь был клуб Берии. В 1980-х и 1970-х годах просто заброшено было, и мы сами зашли и все почистили. Сцену мы не трогали, потому что там аура сохраняется... Там шли концерты разных интернациональных песен, танцевали-плясали во времена коммунистов. В 1930-е годы здесь фильмы показывали. А сейчас мы назвали это театр Королевского округа, потому что это очень старая часть города, и здесь жили короли, грузинские царские фамилии.
Александр Анашевич, литератор: Была еще сильная и сложная история – поездка в Мцхету, старинную грузинскую столицу. Именно там Бог жил и, возможно, что он там временно даже поселился и живет в настоящее время. И русские бомбы, которые падают на Абхазию, я надеюсь, не долетят до этой местности, потому что любое изгнание страшно. Нельзя выгнать оттуда Бога. Если говорить о здании, о самом кафедральном соборе Светицховели, в общем-то, это, наверное, скелет. Но оказывается, суть не в этом. Я видел невероятные фрески и невероятно красивых людей, и было понятно, что здесь все по-настоящему, все идет вот так, как нужно. Первое, что я увидел, когда мы входили туда, это белые голуби, которые, совершенно не думая о людях, жили над входом этого храма. Когда входишь туда, присутствие Бога усиливается. Первое время ты ничего не понимаешь. Когда понимаешь, что Он там живет, то видишь, что ты стоишь на могилах грузинских царей. Поющие, стоящие кругом мужчины, которые делают свое дело от сердца и откровенно. В первую очередь, это откровение, они как бы порождают откровение в данном храме, стоя на тех могилах царей. Я бы хотел там находиться часами, я бы не уставал от этого.
Возможно, что это ощущение отчасти приходит и в русских деревнях, в туркменских деревнях, везде, где люди несут в себе сильные эмоциональные переживания, которые не могут высказать. А здесь просто все это на тебя нависает. Как будто Он здесь прошелся. То есть никто не пришел к нему, но Он здесь прошелся, в этой местности, в этом соборе. То есть Он как бы оценил это строение.
Я не понимал, что говорит Белла Ахмадулина про Грузию, которая выражала свои эмоции, не объясняя, почему она это говорила, да? Она говорила: "Я люблю тебя, Грузия, дорогая моя". То есть земля, полная не божественными эмоциями, а сознанием присутствия Бога. Я настаиваю на этой фразе. Ты существуешь всегда в ожидании чуда. И чудо тебя настигает тут, в любой момент, о котором ты даже не подозреваешь. С такой периодичностью это возникает, это чудо, что просто потом его, может быть, даже не замечаешь.
Белла Ахмадулина:
Сны о Грузии – вот радость,
И под утро так чиста
Виноградовая сладость,
Осенившая уста.
Ни о чем я не жалею,
Ничего я не хочу.
В золотом Светицховели
Ставлю бедную свечу.
Малым камушкам во Мцхета
Воздаю хвалу и честь.
Господи, пусть будет это
Вечно так, как ныне есть.
Пусть всегда мне будет в новость
И колдуют надо мной
Родины родной суровость,
Нежность стороны чужой.
Александр Анашевич, литератор: Храм строился всегда в центре города, и вокруг него паперть переходила в торговлю. И сейчас это очень ярко. Это живое место, в котором есть кровь, стало туристическим центром Грузии. Там была масса чудесных вещей. Национальные грузинские инструменты и какие-то совершенно смешные поделки. Глиняная посуда для того, чтобы пить из нее вино. Давать оценку грузинскому вину было бы очень странно, потому что оно есть, понятно, что оно хорошее. Но ощущение, которое ты от него получаешь, для северного человека очень странное. Оно не кружит голову, оно дает тебе спокойствие.
Там мало магазинов, в которых можно купить какие-то вещи. Я вот видел в основном людей, которые покупают в магазинах хлеб. Они не покупают даже вино. И при этом много салонов красоты. Одинокие девушки, которые заходили туда, просиживали часами. Они стараются оставлять длинные волосы, как требует грузинская культура, но при этом красить их в белый цвет. Мне жутко хотелось подслушать, о чем они говорят. Я бы это сделал, если бы это было в России. Очень интересно, о чем они сплетничают.
Станислав Львовский, литератор: Молодые люди по-русски уже не говорят, а говорят по-английски. Я имел долгий разговор с продавцом в магазине пластинок по-английски. Я так и не понял, говорит он по-русски или нет. Он обратился ко мне по-английски, и как-то так мы по-английски с ним и говорили. Есть у меня подозрение, что, судя по возрасту, по-русски он и не говорит.
Елена Фанайлова: На одной из маленьких улочек Тбилиси в один из дней фестиваля "Арт-Груз" молодые грузинские художники устроили красочную акцию протеста против застройки старого центра города особняками богатых людей, против варварского отношения к старинным тбилисским кварталам. Улица, на которой мы стоим, всего метров 300 в длину и 20 в ширину. За нашими спинами перестраивается старинный дом. А рядом висят ковры, работают две художественные галереи. Играют на старинных инструментах 4 старика. Это дудук, армянский инструмент. Эту музыку много веков исполняли в этом районе Тбилиси, где жили не только грузины, но и армяне, евреи, персы, русские.
Юлия Шагинурова, переводчик: Мне очень нравится этот город, я его очень люблю. Это действительно один из самых красивых городов на Земле. Грустно смотреть, как его облик нарушается. Но, слава Богу, мы не можем переписывать стихи великих поэтов, так, чтобы наши дети уже никогда не знали оригинала. И не можем перерисовать великие полотна. А с архитектурой и с духом города, с духом поколений, которые жили здесь до нас, мы якобы можем делать все, что угодно. Это зависит от каких-то застройщиков. Мне очень хочется, чтобы наше слово что-то значило. Я верю, что это будет так.
Антон Ольшванг, художник, Москва: Вот эти потрескавшиеся, казалось бы, старые дома, по которым течет вода, это кожа города, которая тоже может дышать. А то, что это временно, так жизнь людей – это 80 лет, или сколько там? И сохранить это необходимо.
Николай Охотин, издатель: Меня очень удивило, что они даже в рамках фестиваля провели акцию по защите старого города от, условно говоря, новых застроек. Треть города можно считать разрушенной, ну, четверть. Но это производит впечатление какой-то абсолютной части ландшафта. Это не производит впечатления разрухи, какой-то национальной беды.
Подписывайтесь на "Вавилон Москва" на сайте Радио Свобода
Слушайте нас на Apple podcasts Google podcasts Yandex music
