Ссылки для упрощенного доступа

Михаил Соколов: «Некопенгаген»


Таким словом во времена моей молодости обозначали человека, который не может вписаться в мир сложных реалий СССР: он – «нихт ферштейн», а потому сам – «некопенгаген». На случай сравнения советской жизни с той имелось словосочетание, говорившее, что «здесь вам не Копенгаген!».


В том, что Москва – не Копенгаген, я убедился в мае. Российское телевидение визжало о зверствах датской полиции, разогнавшей анархистов.


В Копенгагене ожидался карнавал, и мне виделись ряды викингов в броне: автозаки и металлодетекторы, вертолеты над парком Тиволи, – все, ставшее нормой в России. Но за три дня веселья около многотысячной толпы, в которой бродили и явные анархисты, часто весьма нетрезвые, сил правопорядка я не видел. Лишь однажды машина полиции проползла по пешеходной улице, прокладывая дорогу шествию.


А как же тогда ужасы Запада, которые рисует Владимир Путин, явно оправдывая насилие против «Маршей несогласных»? У нас бьют? «А у вас – резиновые пули, дубинки!» – говорит Путин, возвращая мир к тезисам советской пропаганды о том, что «в США негров линчуют». Добавим к тому же и G 8, где полиция ведет затяжные бои с антиглобалистами.


Как ни печально для Кремля, но ставить на одну доску марши травоядных несогласных и путчи буйных леваков-анархистов можно только нагло надувая наивного телезрителя России.


Имея все возможности использовать институты демократии, включая выборы и теледебаты, антиглобалисты обещают насилие, применяют его и получают силовой отпор государства. Не допущенные к выборам, изгнанные с экрана вожди «Другой России» к насилию не призывают, а активисты его не используют. Но их – по сусалам.


Здесь вам – не Копенгаген. Режим Владимира Путина, отвечая на мирное несогласие в рамках Конституции запретами, арестами и открытым насилием, поступает именно так, как действовал вице-король Индии против движения Махатмы Ганди. Именно того, о ком посетовал Путин: ему после смерти Ганди (1948 год – sic !) и поговорить не с кем.


Кремль стал заложником своей же пропаганды. Он заказал пугать народ Майданом. И запугал сам себя до того, что сотня демонстрантов, пикетчиков, просто народное гуляние требуют проведения войсковой операции, вызывающей своей неадекватностью оторопь.


Благодаря путинскому режиму чрезвычайной охраны, Россия на телеэкранах мира все больше становится похожа на дружественные Москве режимы «оси зла». Европейская общественность волнуется: не к Мьянме ли дело идет, не Тяньаньмэнь ли впереди? Западные политики, хоть и готовы по Шредеру менять принципы на нефтедоллары, но когда избиратель им демонстрируют очевидный – вроде шанкра – симптом гнилого авторитаризма в России, вынуждены идти навстречу общественному мнению.


Партнеры начали беспокоиться за «друга Владимира». Но ласковые уговоры вместо действий вызвали в Кремле лишь новые приступы параноидального страха: теперь уже вмешательства извне, и доброхотам дан суровый – по мюнхенскому счету – отпор.


C торонники теории Путина как «последнего европейца» убеждают: своими эскападами он пытается прорвать заслон евробюрократии, ввести Россию в Европу, вопреки своей костной бюрократии и тупому народу.


Поверим в благие намерения, но ими не вымощена дорога в мир. На днях в Париже, пообщавшись с экспертами МИДа Франции, я убедился: так, пугая всех и вся, Кремлю ничего не добиться: все больше оторопь, отторжение и желание встать заедино – против путинского режима.


В европейских делах, к сожалению, как оказалось, президент России – «некопенгаген».


XS
SM
MD
LG