Кто победил в российско-чеченской войне? Странный вопрос для того, кто смотрит на вещи открытыми глазами. Россия в том возрасте, когда победит, стоит ей только захотеть, любая часть империи. Победила, естественно, Чечня. С позволения Кремля – позволения вынужденного, выбитого – ею правят сейчас абреки, и правят как хотят. Трудно представить себе задушевный разговор Кадырова и Путина, ещё труднее – Кадырова и Гайдара. Но восстановлен и обновлён Грозный. Заметно расшатался древний уклад, осовременился сам дух Чечни. Сотни тысяч чеченцев разлетелись по миру. Те, что возвращаются, несут на своих подошвах частичку европейской почвы. Что-то взойдёт на ней? За годы войны выросло целое безграмотное поколение, но оно уже почти не затронуто советизмом.
Понимает ли своё поражение путинская (не сахаровская!) Россия? Судя по всему, да – и не радуется. Это – в продолжение той нерадости, что охватила её ещё в августе 1991-го. В продолжение, но не в развитие. Развития нет. Уже давно не удивляешься тому, что среди лиц, представляющих этот застой, не видно ни одного положительного. Всё какие-то жульнические, скоморошеские, маниакальные… Вот самому себе надоевший Сын Юриста, вот грязно-волосатый философ-самозванец, вот паркетный генерал с графоманскими стишками собственного сочинения, вот бывший ЦКовский марксист на подхвате у разбойного митрополита… «Это жлобство – не отдавать нам Крым!», – орёт время от времени пахан в маскарадной кепке. Не понимает, что о таких вещах говорить надо по-сталински, тихим голосом, от которого мир покрывается холодным потом. А ты орёшь. Да кто тебя услышит? Кто пойдёт за тобой? На жене записаны твои миллиарды. Любил бы Россию, а не свою требушину, – жил бы на зарплату.
И ведь есть же, казалось бы, пища и для серьёзного ума, пусть живущего прошлым, и для великодержавного сердца, способного болеть неподдельно. Как твёрдо-спокойно, как красиво Александр Первый взял у Европы Польшу! «У меня там двести тысяч войска. Кто его выгонит?». И Венский конгресс, скрипнув гнилыми зубами (могут ли быть у Европы не гнилые!), соглашается. А эта пушкинская простота взятия Арзрума! А как мастерски привязывали к трону Украину, какой был блеск «чёрного пиара», какие разводки, как стравливали казацких ватажков: «Пусть пишут, и в веках не остановятся, доносы друг на друга!». А Екатерина и литвины? Какие ещё литвины? Не будет отныне никаких литвинов, станем называть их белоруссами, и сами себя пусть так называют – через поколение будут считать, что всегда были Белой Русью.
Выть, выть и выть. Княгиня Ольга, князь Владимир. Какие натуры, какие свершения, какая бестрепетность! Решил, что быть его люду христианским – и вот они уже бегут вдоль Днепра, по которому плывёт, бултыхается в быстром потоке свергнутый Перун, бегут и вопят: «Выдубит! Выдубит!». Не выдубил, и осталось за тем местом, где последний раз показался в волнах, название станции метро: «Выдубичи». И это теперь не наше, не русское? Не по нашему загаду живёт?! Как не сгорать от стыда, входя в залы европейских собраний? Как не запереть для чужестранцев свои палаты, чтобы не видели, как корчатся новые хозяева под ликами великих деятелей? Не сгорают, не запирают – и слава Богу, слава Богу!
Тут всё дело, видимо, в простом, в обыкновенном русском человеке, в его незримом воздействии на верхи. Он, к счастью, ещё не вник, и уже не вникнет, в смысл происшедшего. Слишком трудно ему живётся, слишком много пьётся, чтобы занимать голову утратами «Исторической России». А кто и задумается, так тут же себя и успокоит, чтобы не повредиться: «Никуда они от нас не денутся. Что они без России!». Вон и Горбачёв. Идут годы, а он всё повторяет: «Страна существует, страна существует!», имея в виду ту, которую пытался сохранить «Ново-Огарёвским процессом». Ему и легче.
