Ссылки для упрощенного доступа

Солдат Вуди Аллен




Закрылась наконец большая выставка в Музее Гугенхайма – «Россия!» с восклицательным знаком. Я побывал на ней перед самым закрытием. Народу всё равно было много. Выставка имела явный и определенный успех. Этакий Русский Ковчег, всякой твари по паре; не тот, что несколько раньше представил Сокуров в фильме под таким названием. Здесь всё было честно, вне интерпретаторских потуг и без маркиза де Кюстина, которого прямо в Эрмитаже жрали клопы. Товар был показан лицом, и товар не особенно богатый. Живопись не была в авангарде русского гения., музыка гораздо богаче в России, не говоря уже о литературе. А там, где она, живопись, начинала выбираться на дорогу, видно, что дороги были чужие, даже Петров-Водкин предстал Пюви де Шаваном. Один из незапланированных, кажется, эффектов выставки – «Трое» Павла Корина в зале социалистического реализма – надо полагать, фрагмент его «Руси уходящей». Слава Богу, не было Ильи Глазунова – а была приятненькая по миновании времен картинка «Письмо с фронта» Лактионова; и не такая уж вылизанная лакировка: видно даже, что пол на крыльце осел.


Я выбрал для себя двух солдат в качестве хитов выставки. Один – Ларионова, курящий трубку, другой – Шагала, пьющий чай. Глядя на такие вещи, понимаешь, что метонимия – не только основной прием построенияя художественной прозы, но едва ли не главный секрет искусства. Представить часть как целое – это и есть искусство. И не надо армии выстраивать на Куликовом поле или на Чудском озере: достаточно одного солдата, да и того за мирным занятием чаепития.


Здесь просится цитата из книги Виктора Шкловского «Цо»:



«Теряем мы себя, становимся соединительной тканью.


А в искусстве нужно местное, живое, дифференцированное (…)


Ты чувствуешь себя связанной с культурой, знаешь, что у тебя хороший вкус, а я люблю вещи другого вкуса. Люблю Марка Шагала.


Марка Шагала я видел в Петербурге. Похожий, как мне показалось на Николая Николаевича Евреинова, он был вылитый парикмахер из маленького местечка.


Перламутровые пуговицы на цветном жилете. Это человек до смешного плохого тона.


Краски своего костюма и свой местечковый романтизм он переносит на картины.


Он в картинах не европеец, а витебец.


Марк Шагал не принадлежит «культурному миру».


Он родился в Витебске, маленьком провинциальном городишке (…)


Так вот, витебские мальчишки все рисуют, как Шагал, и это ему в похвалу, он сумел быть в Париже и Питере витебцем.


(…) я помню, что в Европе все – европейцы по праву рождения.


Но в искусстве нужен собственный запах, и запахом француза пахнет только француз.


Тут мыслью о спасении мира не поможешь».



Вот и хорошо, что Россия больше, кажется, никого спасать не собирается, равно как и громить. А в Москве даже открылся ресторан «Шагал». Я в нем побывал. Он сделан точной копией провинциальной гостиной того же Витебска: столы под бархатными скатертями, фотографические альбомы, даже патефон со старинным раструбом на столике, покрытом вязаной салфеткой. Абажур, естественно. Водка подается «Бердичевская» - но это уже их другой оперы. Вообще же всей этой буколике сильно вредит автоматчик, открывающий дверь посетителям.


Шагал в связи с русской выставкой в Нью Йорке потому еще вспомнился, что есть в этом городе свой собственный, не хуже витебского. Вуди Аллен, конечно. Витебск в его случае называется Бруклин. Американцы говорят: нет в мире пути длинее, чем путь из Бруклина в Манхеттен. Вот этот путь проделал Вуди Аллен, и один из лучших его фильмов недаром называется «Манхеттен».


В Манхеттене и начался искус Вуди Аллена. Что-то вроде квадратуры круга он принудил себя решать: как оставаться Вуди Алленом, перебравшись в Манхеттен из того, что называют здесь «Борщ Белт»? Это окрестности штата Нью Йорк, излюбленное место небогатых горожан, проводящих здесь летние отпуска. Соответствующие развлечения им предлагаются, эстрадные номера, конферансье, которые тут называются «стэнд ап комидиенс», в общем так называмый энтертейнмент, то есть развлечения – понятие по определению противоположное высокому искусству. Борщ Белт – стартовая площадка многих королей шоу бизнеса в Америке. И Вуди Аллен оттуда вышел, из этого летнего бруклинского филиала. Он Манхеттен завоевал, оставаясь в маске простоватого бруклинца: человека, привечаемого за талант, но постоянно спотыкающегося на тернистых асфальтах Пятого и Парк Авеню. Борщ – он и есть борщ, а на Парк Авеню положено кушать иранскую икру.


Вопрос: имеется ли у этой икры эквивалент в искусстве?


Вуди Аллен не раз пытался выйти из своей маски симпатичного интеллигентного невротика. Самый прямой для этого способ – вообще не сниматься самому в своих фильмах. Ибо в собственном облике он слишком узнаваем, очень уж жестко запрограммирован на одну-единственную реакцию зрителя: смех. Комик хочет покончить с комедией, принесшей ему успех и узнаваемость. Это нелегкая задача. Когда Вуди Аллен делает фильм без себя как актера, получается добротный, но как бы и безликий, неалленовский кинематограф. Фильмы этого ряда – например, «Сентябрь» или «Интерьеры» - недурны, но их с тем же успехом могли сделать, например, во Франции.


У Вуди Аллена давно не было в кино крупного усспеха – такого, как «Эни Холл», или «Зелек», или тот же «Манхеттен». Даже «Ханна и ее сестры». Последний фильм, о котором оживленно говорили, был «Преступления и проступки», но ведь с того времени чуть ли не десять лет прошло (если не больше). Мне понравился также один из последующих «Пули над Бродвеем» - изящная притча на тему гения и злодейства в искусстве. А «Преступления и проступки» был очень хороший фильм, в котором Вуди Аллену действительно удалось выйти из себя, сохранив при этом привычный облик невротического неудачника.


Рецензенты, которые хотят похвалить нынешний фильм – «Матч Пойнт» - всё время сравнивают его с предыдущей удачей – «Преступлениями и проступками». А.О.Скотт пишет в Нью-Йорк Таймс:



«В «Матч Пойнте», наиболее удовлетворительном фильме Вуди Аллена более чем за десять лет, режиссер снова сообщает дурные новости и мрачное содержание подносит в добротной, красиво шуршащей упаковке. Он искусно играет с публикой, уводя ее туда, куда она меньше всего ожидала. Его трюк – слово, зачастую синонимичное с искусством – в том, что он движет свою историю в неспешном ритме хорошо сделанной пьесы. Сравнение с «Преступлениями и проступками» возникает неизбежно, но философский багаж нынешнего фильма лучше упакован и крепче прошит по углам».



Тут действительно следует вспомнить «Преступления и проступки». В отличие от нынешнего, в том фильме две сюжетные линии, на первый взгляд ничем не связанные. Богатый врач хочет избавиться от опостылевшей любовницы, прибегая к помощи преступных элементов. Вторая линия – Вуди Аллен, малоудачливый телережиссер ставит фильм о более преуспевшем коллеге – халтура, предложенная ему самим этим удачником, приходящимся ему каким-то дальним родственником. Вуди Аллен строит свой телепортрет на параллели между этим своим благодетелем – и Муссолини, используя кадры кинохроники, запечатлевшие кривляющегося дуче. Разгневанный родственник отменяет проект и выгоняет Вуди Аллена. Между тем, врач замочивший любовницу, продолжает жить как ни в чем ни бывало, наслаждаясь успешной карьерой и любовью многочисленной родни. Связь этих двух линий искусно ненавязчива: не все преступления наказываются, а невинного героя Вуди Аллена если и не повесили вниз головой, то лишили работы.


«Матч Пойнт» - тоже преступление без наказания. Но взято это всерьез, вне какой-либо иронической сюжетной игры. Игра, конечно, есть, но она неискусна, прямолинейна. Фильм построен на мотивах двух знаменитых романов: «Американская трагедия» Драйзера и «Преступление и наказание». Вот само это сочетание уже крайне неудачно, нарушает любое стилистическое единство. Клайд Гриффит у Драйзера – молодой бедняк, делающий карьеру, лезущий наверх, пользуясь тем шансом, что приглянулся дочке большого босса. Ему приходится отделаться от прежней своей подруги, к тому же забеременевшей, причем, строго говоря, он ее и не убивает, а только готовится убить, - дело решает несчастный случай, и Клайд Гриффит идет на электрический стул за несовершенное убийство. Убийца у Драйзера – деньги, желтый дьявол, бесчеловечный порядок капиталистического общества – за что в Советском Союзе он стал еще большим, чем в Америке, классиком. Но что касается настоящего классика, Достоевского, то убийства, совершаемые Раскольниковым, в сущности лишены социально-экономической мотивировки, это, так сказать, философские убийства – экстремальное заострение нравственной проблемы. Детективный элемент у Достоевского условен, ироничен.


И еще одну ошибку сделал Вуди Аллен в своем новом фильме: перенес его действие в Англию, в высшие слои британского общества. Манхеттена ему показалось мало. Вот когда заговорили комплексы прирожденного бруклинца! Начитавшись Достоевского или, скажем, Стриндберга, можно добраться до Манхеттена, но в английских поместьях не нужно ни того, ни другого. Английские рецензенты, в отличие от американских, от фильма в восторг не пришедшие, ухмылялись: как это Вуди Аллен не показал охоту на лис – любимое занятие земельных аристократов, ныне угрожаемое со стороны борцов за права животных – английских Вуди Алленов?


В фильме «Матч Пойнт» убийство в высшем обществе совершается в манере низших классов. Убийство двойное: погибают и социальное правдоподобие, и искусство.


Можно сделать попытку спасти фильм, предложив его антиамериканскую трактовку. В фильме дело портит американская героиня, решившая, что бееременность дает ей все права на обладание преуспевшим английским Растиньяком, женатым на дочери богача. И вот тогда на американскую простоватость – до сих пор содрогающуюся при слове «аборт» - обрушивается высокая европейская культура с Достоевским. Повторяю: можно предположить и такое, но как-то мало в это верится. Этой игры в фильме не чувствуется, если она и есть, то не педалирована, не выделена, что опять-таки плохо, неискусно.


Что есть в фильме, так это авторская ирония, попытка иронии, сказать точнее. Вуди Аллен призывает не относиться к фильму – к его сюжету – серьезно. Для этого он дал действие на фоне оперной музыки. Опера – она по определению «вампука», там только и делают, что рвут страсть в клочки.


Нужно было сделать фильм так, чтобы убийства не было – не было преступления, коли уж нет наказания. А в конце фильма преступный герой и впрямь переживает, когда приносят из роддома его законного ребенка.


Неудача Вуди Аллена заставляет вспомнить удачу Роберта Олтмана в «Госфорд Парке», где убийство лорда было представлено фарсом, пародией на детективный жанр в декорациях высокого англичанства. Там был изумительный детектив-дурак, сделанный по модели «дядюшки» Жака Тати. И вообще получилось, что это снимали фильм голливудские гости предполагаемо убитого лорда.


В мемуарах Эйзенштейна есть рассказ об одном американце, рыдавшем на показе «Потемкина». Его хотели использовать для вящей рекламы, но оказалось, что этот человек – не из тех, в кого стреляли, а солдат, участвовавший в знаменитом расстреле.


Вуди Аллен в «Матч Пойнте» напоминает не столько Эйзенштейна или Шагала, сколько этого солдата.











Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG