Дмитрий Волчек: Наш гость – Марина Белозерская, историк искусств, живущая в Соединенных Штатах. Вашингтонский корреспондент Свободы Владимир Абаринов говорил с Мариной Белозерской о ее только что вышедшей в издательстве “W.W. Norton” на английском языке книге “Пробудить мертвых. Купец эпохи Возрождения и рождение археологии” (“To Wake the Dead. A Renaissance Merchant and the Birth of Archaeology”).
Владимир Абаринов: В сознании современного образованного человека история разложена ровными рядами по хронологическим полкам, и нам кажется, что так всегда было, что ученые Средневековья изучали культурное наследие древности, ученые нового времени – культурное наследие Средневековья, и так далее. И хотя на периферии сознания у меня было это, что античность практически погибла, угасла в сознании средневекового человека, средневекового общества, но я не думал, что это так откровенно было. На самом деле получается, что в раннем Средневековье античность была фактически забыта, а та, которая была известна, вот вы там очень интересно пишете, как она была адаптирована, приспособлена к культурным и историческим взглядам этого средневекового человека. Вот об этом расскажите для начала.
Марина Белозерская: У меня было всегда ощущение, что историю каждое поколение пишет со своей точки зрения, поэтому то, как воспринимало ее Средневековье, это было со своей точки зрения, то, как воспринимал этот Кириак, тоже было отражением своего времени. Отношение к античности очень менялось за века, и в средневековый период отношение было такое, что вроде бы стояли эти развалины и стояли, и никто не задумывался о том, почему они стоят или как они стоят. И ощущения такого открытия для себя нового мира, древнего мира, не существовало. С одной стороны, было такое смутное ощущение, что это часть нашего культурного опыта, но без заострения внимания на этом. Петрарка в 14-м веке по-настоящему начал задумываться, как древность отличалась от нас. Он был первым, кто категорически отделил древний мир от своего, современного. И только почувствовав эту дистанцию можно было тогда увидеть древность с новой точки зрения. Поскольку, если нет дистанции, нет ощущения, что что-то там новое для нас и что-то интересное. А как только это ощущение дистанции наладилось, то вдруг античность всплыла как что-то интересное, как своеобразное, важное, фундаментальное для культуры итальянской. Историки видят разные периоды Возрождения, но в 15-м веке это произошло с такой интенсивностью, поскольку это было не только на уровне литературы или законодательства, а на всех планах - и в книжном плане, и в визуальном плане, и в плане возрождения философии, и взгляда на мир. К 16-му веку это приняло европейские пропорции.
Дмитрий Волчек: “Купец эпохи Возрождения”, герой книги Марины Белозерской – это Кириак из Анконы, путешественник, посетивший в середине 15-го столетия страны классического мира и оставивший – дошедшие до нас лишь фрагментарно – дневники, а также рисунки памятников, которые он видел во время своих странствий.
Марина Белозерская: Его завораживал древний мир. Но он его стал искать не только в Италии, а по всему Средиземноморью, поскольку благодаря своим коммерческим контактам, своим коммерческим поездкам он стал путешествовать по Греции и по тому, что сейчас Турция, по островам, он был в Египте и в Сирии, и везде он искал остатки древности. Этого никто в его период не делал, а потом, после того, как Константинополь был завоеван оттоманским султаном, европейцам стало гораздо труднее в ту часть мира проникать, и поэтому после Кириака 200 лет никто по-настоящему археологией не занимался за пределами Италии. Для него общение с древностью, восстановление древности шло не только на уровне литературы, что, в основном, делали его современники, люди, которые занимались изучением Рима и Греции, а для него материальные остатки этой культуры являлись самым ярким воплощением. И это тоже было для его времени достаточно необычной позицией.
Владимир Абаринов: Первая же глава ваша сразу же захватывает внимание, потому что вы так ярко и так живо описывали эту сцену, когда Кириака, когда он глядит на Арку Трояна, осеняет идея, которой он потом посвятил всю свою дальнейшую жизнь, что вас просто хочется спросить, откуда вы знаете, что это так было?
Марина Белозерская: Арка для него стала вот этим откровением и стала для него вратами, через которые он вошел в древний мир. У нас сохраняются кусочки его писем и дневников, которые он писал во время своих путешествий в конце своей жизни, и поэтому его ощущение радости и открытия древности явно выступает из его собственных рукописей.
Владимир Абаринов: Но как это все произошло? Ведь он был человек не очень хорошего образования, он поначалу смутно представлял себе, как эта идея должна реализоваться, чем он конкретно должен заниматься, так почему же именно он и каким образом он нашел свой raison d’etre, свой образ действий, то, для чего стоит жить? Это сочетание каких-то случайных факторов, как судьба привела его к этому?
Марина Белозерская: Наверное, трудно вообще в жизни сказать четко, какие факторы определенного человека привели к чему-то. Он начал свою карьеру как коммерсант, и сначала он ездил просто по командировкам, по разным частям Средиземноморья, но в нем явно уже с детства была такая жилка, ему все было интересно, ему хотелось вырваться за пределы того, что ему выделила судьба, повидать мир и себя расширить. С детства уже его тянуло путешествовать, узнать из чего состоит мир, его тянуло читать, и вот это сочетание внутреннего поползновения и внутреннего интереса к культуре, к миру, сочлось с возможностью, поскольку путешествия в Грецию, в Турцию, в Сирию ему отрыли другой мир. Именно благодаря этим путешествиям он увидел остатки древней культуры в Египте, в Сирии или в Греции и что-то у него зажглось внутри, какая-то искра. Но это не сразу произошло, потому что до того, как ему было 30 лет, он работал, деньги зарабатывал, мать содержал. Но внутри какая-то работа происходила. И благодаря вот этому сочетанию активного ума и непоседливого характера (он был человек непоседливый, это выглядывает из его дневников и записей современников), комбинация возможностей и характера его привели к открытию того, для чего он на свете существовал. В это время постепенно начинался интерес к древности, и каким-то образом он пресекся с этим интересом. И как только у него консолидировалось внутри понятие того, что это то, что ему по-настоящему интересно, то, чему он хочет посвятить себя, тогда он уже начал принимать конкретные шаги к тому, как изучать древний мир. Надо было сначала латынь выучить, потом он выучил древнегреческий, чтобы читать, потом понял, что ему нужно как следует посмотреть древние монументы, он поехал в Рим и начал уже более конкретно наращивать не то чтобы образование, но какой-то опыт, поскольку образования не было об античности в это период, он как бы сам создавал канон того, на что надо было смотреть.
Владимир Абаринов: Знаете, Марина, есть еще такой аспект. Вы пишете про Рим, про то, как с благословения, с попустительства римских пап растаскивались на стройматериалы эти древние памятники или перестраивались, но когда сейчас приезжаешь в Рим, я Рим обожаю именно за это, за потрясающую эклектику, когда из древности как бы прорастет Средневековье. Я понимаю, что это, что называется, no excuse, но сейчас мне кажется, что Рим прекрасен именно этим, правда ведь?
Марина Белозерская: Рим прекрасен именно этим, и этим он был интересен и Кириаку. Но просто Рим в начале 15-го века был грязным, бедным городом, в котором эти слои были очень заброшенными. То, что мы сейчас видим в Риме - многие здания реконструированы, многие памятники реставрированы, то есть мы видим более кристализированном виде. То, что видел Кириак, было в гораздо более разваленном состоянии. В это время никто, кроме него, не ездил путешествовать по миру специально для того, чтобы посмотреть на памятники древности и другой культуры. Это очень важная часть его истории. Поскольку для нас это очень естественно и очевидно поехать в Рим и посмотреть на древности, поехать в Афины посмотреть на Парфенон, поехать в Турцию посмотреть на Пергамон. В тот период этого никто не делал, он был первым человеком, который ездил специально найти эти памятники, поскольку дороги не были протоптаны к ним, посмотреть на них внимательно и что-то от них получить - ощущение путешествия во времени, ощущение общения с культурой, с историей, и ощущение расширения своего кругозора. Этого никто не делал, он был первым.
Владимир Абаринов: Марина, почему вы написали эту книгу? Я понимаю, что вам было интересно, но почему вы думаете, что это будет интересно современной публике?
Марина Белозерская: Для меня всегда интересно посмотреть на что-то знакомое с новой стороны, мне интересно об этом писать и, по-моему, будет интересно людям, которые думают, что они знают Возрождение, увидеть Возрождение с новой точки зрения. Люди, которые думают, что они знают, что Возрождение вроде бы было периодом, когда итальянцы открыли древний мир, а вдруг здесь оказывается человек, о котором мы почти что забыли, но который был очень интересен и очень важен в этот момент для зарождения археологической науки, которая продолжается и которая основана на его исследованиях. Это очень интересный культурный момент. А также, по-моему, довольно интересно именно то, что Кириак участвует в конфликте между Европой и Востоком и, по-моему, размышление о том, что возможно гораздо более продуктивно вывести из столкновения культур, это вопрос, который, я надеюсь, мои читатели увидят в книге и смогут прийти к своим заключениям о том, как история пишется, как разрешаются или не разрешаются конфликты, как наш исторический период схож с Возрождением, как люди идей могут перейти какую-то границу между положительным и отрицательным влиянием на мир. Очень много в этой истории каких-то параллелей с тем, что, по-моему, будет находить отклик в современном читателе.
