29 октября в 21.07 по московскому времени в программе Александра Гениса: Киаростами на 50-м Нью-Йоркском кинофестивале; ноябрь Уайета и Фроста; музыка без авангарда.

За неделю до выборов президента внимание страны приковано к единоборству кандидатов. Что мешает вспомнить: выборы – это праздник избирателей, которые сделали возможной американскую демократию и ее уже многовековую систему. Всякая политика в Америке начинается снизу – у истоков власти всегда стоят те, кто, собственно, и делает политику.

Накануне выборов с одним из них, 85-летним «бузотером» Гербертом Сайропом беседует Владимир Морозов в своем авторском цикле «Необыкновенные американцы».

Айрин. Герберт спас деревню Коринф. Нет, я не преувеличиваю. У него тут небольшая летняя дачка, и он – лицо заинтересованное. Пару лет назад компания «Филмет» хотела построить у нас пластмассовую фабрику. Это значит труба, от которой день и ночь будет пахнуть, как говорится, химией. Герберт сел за компьютер и стал раскапывать историю этой компании. Оказалось, что в прошлом она замешана в разных махинациях, не возвращала денег кредиторам, не платила налоги городам, где размещала свои предприятия. И только благодаря ему мы об этом узнали.

Морозов. Но какой толк от этих знаний?

Рена. Он составил на эту компанию досье толщиной в 10 сантиметров. Наверное, все это должен был сделать Коринф. Но это – маленький городок, а компания большая, у нее сладкоречивые адвокаты, лощеные менеджеры. Они задурили голову нашему мэру. Так вот, Герберт показал досье не только городским властям, но и в банке, который собирался дать компании заем на покупку земли, и банк отказался ссудить деньги. Герберт спас Коринф от жуликов.

Морозов. Герберт, вам 85, вы, наверное, помните многих американских президентов. Кто из них, по вашему, был самым лучшим?

Герберт. Франклин Делано Рузвельт. Я помню это время. Да, он наделал ошибок и в экономике, и в политике, но он не боялся идти против течения. Объединил страну. Своей личностью, своей программой.

Морозов. Знаете Герберт, ваши многочисленные конфликты с местными властями и крупными компаниями напомнили мне о советских временах. Тогда диссидентов называли бузотерами и часто сажали не в тюрьму, а в сумасшедший дом. С диагнозом «бред социального реформирования».

Герберт. Я не люблю несправедливость, не люблю, когда людьми руководит жадность, не люблю, что политики, когда им это нужно, закрывают глаза на разные пакости. Вот поэтому я и стал бузотером.

А также 29 октября в 21.07 по московскому времени в программе "Поверх барьеров. Американский час":

Кинообозрение с Андреем Загданским

Фильмы Киаростами и Ханеке на Нью-Йоркском кинофестивале.

Картинки с выставки

В гостях у Эндрю Уайта. Реализм в американской музыке.

Накануне выборов, когда нервное напряжение достигает критического, и окружающие редко говорят о чем-нибудь, кроме политики, хорошо сбежать на уик-энд из Нью-Йорка, чтобы отойти на пленере. Особенно – осенью, которая и в американской, и в русской традиции играет особую роль. Но если в России, благодаря Пушкину, это – нарядная пора, «очей очарованье», то у американцев, благодаря Роберту Фросту, она связана с самым мрачным месяцем года – с ноябрем. Пока не выпал все скрывающий снег, ноябрь, оставшийся без летней палитры, можно полюбить лишь вместе с грязной, опустошенной природой. Об этом одно из лучших стихотворений всей американской поэзии – «Ноябрьская гостья» Фроста. Есть несколько хорошо известных русских переводов, но я поделюсь одним неизвестным, который мне прислал наш читатель Андрей Бетев:

Печали, что ко мне пришла,
милее прочих времена,
когда весь день дожди и мгла;
Ей ветка без листвы мила;
вдоль луга вброд идёт Она.

Ей всласть – и я спешу вослед,
прислушиваюсь – говорит,
как славно, что и птиц уж нет,
что серенький Её жакет
тумана серебром покрыт.

Деревьев брошенных тоска,
земля без красок, неба гнёт,
вся красота, что Ей близка,
мне чужды (мнится Ей), и как
ослеп я – бьётся, не поймёт.

Мне не вчера дано любить
ту наготу ноябрьских дней,
что снега ждёт – себя укрыть,
но Ей не стоит говорить,
да и цена им Ей видней.