Ссылки для упрощенного доступа

"Неправильных" будут наказывать


Казак
Казак

Марьяна Торочешникова: В России появился закон об "антиобщественном поведении". Он вступает в силу 22 сентября и касается каждого, так как за "аморальное" поведение россиян будут ставить на профилактический учет и даже штрафовать за неисполнение требования, изложенного в официальном предостережении. Полиция, ФСБ, чиновники, дружинники и казачьи отряды теперь получат право официально требовать от граждан прекращения действий, которые сочтут антиобщественными, и отправлять работодателям нарушителей обязательные для исполнения предписания.

Новый закон и его последствия обсуждаем с гостем в студии Радио Свобода, профессором кафедры конституционного и муниципального права Высшей школы экономики, членом президентского Совета по правам человека Ильей Шаблинским и юристом Расулом Кадиевым

Полиция, ФСБ, чиновники, дружинники и казачьи отряды теперь получат право официально требовать от граждан прекращения действий, которые сочтут антиобщественными

Официальное название документа, о котором идет речь - Закон "Об основах системы профилактики правонарушений России". Вот как он описывает антиобщественное поведение: "Не влекущие за собой административную или уголовную ответственность действия, нарушающие общепринятые нормы поведения и морали, права и законные интересы других лиц". Однако нигде в законе не поясняется, что именно подразумевается под "общепринятыми нормами поведения и морали". И, если какому-нибудь казаку или дружиннику, например, не понравятся ваши прическа, одежда или выражение лица, то к вам могут применить профилактические меры. Но какие это меры, в законе также не указано, то есть они могут варьироваться от увещеваний до избиений.

Расул, почему вы назвали положения нового закона "государственным шариатом", а сам закон - "образцом разрушения общества"?

Расул Кадиев: Я действительно назвал так свою статью на "Кавказской политике", потому что шариат - это система религиозных норм поведения, очень строгая и очень детализированная, касающаяся не только публичных правовых отношений, но и семейных, частных, даже интимных, за нарушение которых предусмотрено определенное наказание, и есть система привлечения к ответственности за нарушение этих норм. Любой эксперт знает, что в шариате нет классического деления, существующего в западноевропейском праве, на уголовное право и на какие-то публичные или религиозные правоотношения. Максимум, на что можно поделить, это имущественные и уголовные отношения.

Любой эксперт знает, что в шариате нет классического деления на уголовное право и на какие-то публичные или религиозные правоотношения

Я назвал это государственным шариатом, потому что, если государство вводит такой закон, где предусматривается нарушение чего-то непонятного, и при этом это не подпадает ни под уголовное, ни под административное право, то размывается всякая граница ответственности и понятие правонарушения. В итоге на главную сцену выходят какие-то институты типа казаков, государственных организаций, которые сами на месте определяют, является ли это нарушением чего-то и должен ли гражданин понести за это ответственность.

Марьяна Торочешникова: Илья, может ли этот закон, который вот-вот начнет действовать, ущемлять конституционные права граждан? Ведь если речь идет об общепринятых нормах морали и нравственности, и при этом никто не объясняет, что это за нормы, то человека, судя по этому документу, могут привлекать к какой-то ответственности, ставить на профилактический учет, требовать от него прекращения каких-то аморальных или антиобщественных действий, а он, получается, оказывается в абсолютно уязвимом положении перед этими людьми, которые по своему усмотрению называют то или иное поведение антиобщественным.

Илья Шаблинский: Я думаю, наш гражданин уже сейчас совершенно уязвим: с любым из нас полицейский может сделать все, что угодно, если мы ему чем-то не понравимся. Закон, в общем-то, декларативный и рамочный, то есть большая часть норм здесь - пустые декларации. Но здесь есть несколько неприятных норм, они рассыпаны по тексту и действительно могут давать дополнительное поле для произвола.

Наш гражданин уже сейчас совершенно уязвим: с любым из нас полицейский может сделать все, что угодно

Например, вот рассказ журналиста из Краснодара, связанный с довольно известной практикой, и таких случаев он привел несколько. Он, подвыпивший, шел из ресторана по главной улице Краснодара, его остановил казачий патруль, и они сказали: "Гражданин, вы пьяный!" Он ответил: "Ну, выпил, а вам какое дело?" Они сказали: "Вы еще хамите?!" Произошла потасовка. Патруль состоял из трех человек, они его скрутили, притащили в отделение полиции, по дороге пару раз стукнули. В полиции сказали, что он орал, бесчинствовал, оказал сопротивление, плевался, выражался неприличными словами. Быстренько составили протокол.

Он возмущался минут десять, потом ему пообещали возбуждение уголовного дела, и он остыл. Его отвезли к судье, составив административный протокол о том, что он находился на улице в нетрезвом состоянии, был состав административного правонарушения, антиобщественное поведение. Он подробно описал, как потом десять дней сидел, рассказал еще десяток подобных случаев с более-менее знакомыми людьми.

В Краснодаре и в некоторых других городах края такое бывает, эти патрули подчас ведут себя произвольно. Может быть, еще до вступления в силу этого закона у них даже есть какой-то договор с полицейскими. Просто они ощущают свою силу и безнаказанность, если хотите, такую корпоративную поруку. Вот такое широчайшее поле для произвола, и оно еще расширяется.

У нас были случаи привлечения к ответственности за танец, который вдруг оказался не в фаворе

Мы говорим о нарушении норм морали, которые очень близки к границе административного правонарушения. У нас было с десяток случаев привлечения к ответственности либо попыток привлечения к ответственности, в основном административной, за танец, который вдруг оказался не в фаворе. Вот эти пять девушек, которые танцевали в Новороссийске в 200-300 метрах от мемориала, получили от десяти до пятнадцати суток, и они отсидели. А в некоторых местах, где отбывают административные наказания, находиться тяжелее, чем в тюрьме, а это были девчонки, 16-17 лет.

Марьяна Торочешникова: Да, но это произошло год назад, когда никакого закона про антиобщественное поведение не было. Получается, что этот закон добавляет...

Илья Шаблинский: Добавляет. Это произвол в отношении людей, которые просто чем-то не нравятся лицам, наделенным силовыми функциями. Он и так был совершенно очевиден, но таких случаев было, в общем, не много. Их может быть больше. Какие поводы могут быть для этого? Алкогольное опьянение, если вы находитесь на улице, танец или фотографирование, которое может быть не так истолковано. Девушки фотографировались в купальниках на фоне какого-то мемориала, разместили эти фотографии в социальных сетях, и потом их разыскивали. В общем, я думаю, что полицейские просто получили некий сигнал, что начальство поощрит, если за это привлекут к ответственности.

Марьяна Торочешникова: Это ровно то, о чем говорил Расул, то есть фактически шариат: появляется не то что бы полиция нравов, а некая институция, объединяющая всех подряд - и чиновников, и дружинников, и полицейских, и следователей, которые теперь могут диктовать кому-то...

Илья Шаблинский: Да, вас никто не защитит - в этом суть. Это корпоративная порука. Этот закон говорит, что общественные объединения и иные организации реализуют свои права в сфере профилактики.

Марьяна Торочешникова: Мне все-таки хочется понять, что делать с трактовкой понятий "антиобщественное поведение" и "общепринятые нормы". Это же нигде в законе не написано, и не существует перечня общепринятых норм морали. Если человек - панк, у него на голове ирокез (такая субкультура), и он носит драную, может быть, вызывающую одежду, - он нарушает или не нарушает эти общепринятые нормы морали? Он имеет право так самовыражаться или нет?

Это произвол в отношении людей, которые просто чем-то не нравятся лицам, наделенным силовыми функциями

Илья Шаблинский: Скажем так, религиозной основы для морального осуждения людей, одетых как-то не так, нет. Мы знаем, что у авраамических религий есть своды правил, этических норм, но вот насчет того, как одеваться, там ничего нет.

Однако вот эти негласные нормы по поводу того, как можно одеваться и как нельзя, были в советское время, и их вовсю использовали. В начале 80-х годов иногда могли арестовать металлистов, панков. Когда в конце 80-х стали говорить о том, что надо более терпимо относиться к различным молодежным течениям и культурам, в первую очередь легализовали панков и металлистов. А так многие из них неплохо посидели в разных отделениях милиции - это лет через двадцать после стиляг.

Если говорить о том, на что этот закон может быть направлен в лучшем случае, и о том, как будут его оправдывать, то это случаи семейного насилия. Если в семье пьяный муж, скажем, периодически устраивает дебоши, бьет жену и детей, а соседи это слышат… При этом он вроде бы не совершает актов, подпадающих под признаки уголовных и административных правонарушений - ну, тут все очень зыбко...

Марьяна Торочешникова: Это побои!

Илья Шаблинский: В общем, да, но за это у нас редко привлекают.

Марьяна Торочешникова: То есть его смогут взять на этот учет и контроль?

Илья Шаблинский: В принципе, да. Но никакого толка от этого не будет.

Марьяна Торочешникова: Расул, как вы думаете, кто и каким образом будет объяснять эти «общепринятые нормы морали и нравственности»?

В шариате как раз нормы более детализированы, и все расписано точно, сверх этого их невозможно применять, в отличие от этого закона

Расул Кадиев: Испорченный юридическим образованием, я всегда смотрю на детали и термины. Прежде всего, я хотел бы чуть-чуть заступиться за шариат. В своей статье я сделал вывод, что в шариате как раз нормы более детализированы, и все расписано точно, сверх этого их невозможно применять, в отличие от этого закона.

Кроме того, если вы внимательно почитаете закон, то увидите, что там описаны очень серьезные, фундаментальные вещи с точки зрения теории государства и права. Во-первых, там расписано правонарушение, ответственность за которое не предусмотрено административным и уголовным законодательством. По какому кодексу будет рассматривать такое дело судья, которому его принесли? Это не административное, не уголовное правонарушение. Ну, по Гражданскому - будьте любезны гражданский иск. И здесь попахивает, мягко говоря, новым видом суда или каким-то органом, который будет налагать какие-то странные наказания.

Кроме того, я не совсем согласен с тем, что благодаря этому закону будут ставить на учет пьяниц и домашних дебоширов. Увы, к сожалению, скорее всего, не поставят. У них и так, между прочим, есть профилактический учет. Данный закон придуман совсем не для этого, и придумывали его люди, которые уже имели хороший опыт, такой, как в Дагестане, например. У нас сейчас уже десять тысяч лиц, поставленных на такой профилактический учет - они вроде бы не являются экстремистами, но, допустим, ходят в какую-то не ту мечеть. Это не уголовное и не административное наказание, но вот МВД считает, что таких надо ставить на учет.

Здесь попахивает новым видом суда или каким-то органом, который будет налагать какие-то странные наказания

И вопрос даже не в том, что до этого это делалось без всякого закона, а в том, что этот закон сделал все еще хуже, он легализовал эту практику, и, более того, разрешил самим органам исполнительной власти составлять порядок постановки на профилактический учет. Проблема здесь в другом: потом МВД придумывает внутренние инструкции, которые нигде не публикуются, о том, что лица, попавшие на такой специальный учет… Это называется «АДБ Дагестана», там какой-то религиозный учет ваххабизма, салафизма, там даже разные названия этих учетов, - покидающие республику либо въезжающие в республику, либо если их уже поймали где-то за пределами республики, с них берется объяснение: а чего вы тут, граждане, делаете… И вот был случай, когда муфтия Ингушетии недавно не выпустили в Грузию на лечение, потому что он находится на этом учете.

Вот где самая главная опасность! Такие учеты до революции применялись в России к религиозным инакомыслящим. Есть такая замечательная книжка - "Суд и раскольники" 1912 года выпуска, где об этом подробно написано.

Я могу привести пример моего дела. Одна женщина на Съезде матерей Дагестана, когда выступал глава республики, как следовало из протокола, «на него нецензурно выражалась», и за это ее доставили в Советский районный суд города Махачкалы. Для нее все закончилось хорошо, потому что это был Административный кодекс, а по нему надо в протоколе точно описывать событие правонарушения. И поэтому я поставил перед судом вопрос, что охрана в лице какого-то капитана или майора не указала конкретные матерные слова, то, что они считают матом. И производство по делу в отношении этой несчастной женщины прекратили.

Марьяна Торочешникова: А теперь ее действия могут подпадать под антиобщественное поведение, которому нет четкого определения, и она уже не избежит ответственности.

У нас появляется какая-то внесудебная ответственность

Расул Кадиев: Нет, тут опять вопрос - что значит «ответственность». Кто будет налагать эту ответственность? Суд, как мы поняли, не может наложить, потому что суд РФ руководствуется определенными законами - гражданским, административным, уголовным. И тут получается, что у нас появляется какая-то внесудебная ответственность, когда сами органы государственной власти придумывают, например, систему, что если мы поймаем человека где-нибудь в тайге, то будем его три часа держать и просить объяснений, что он там делает. И это делается не только в отношении религиозных инакомыслящих. Я думаю, это делается, прежде всего, в отношении тех, у кого несколько другие политические взгляды, не такие, как, допустим, у местного начальника милиции или, еще лучше, местного главы администрации.

Марьяна Торочешникова: Я зачитаю небольшой фрагмент из статьи Александра Брода, члена Президентского совета по правам человека: "Закон не просто разрешает чиновнику читать гражданам мораль, но и дает ему право самому устанавливать порядок, как ее читать. Например, органы местного самоуправления могут вызвать по повестке и отчитать за аморальное поведение или нарушение Правил дорожного движения. Работник ЗАГСа может вызвать гражданина для официального предупреждения о недопустимости внебрачных связей, так как они приведут к разводу и ухудшению общей статистики".

Работник ЗАГСа может вызвать гражданина для официального предупреждения о недопустимости внебрачных связей, так как они приведут к разводу и ухудшению общей статистики

Я понимаю, что это утрировано, но если посмотреть на все, что происходит в России в последнее время, то уже ничему не удивляешься. Очень важно, что все-таки считать этим антиобщественным поведением, нормами морали. Видеоопрос на эту тему записал на улицах Москвы наш корреспондент Святослав Леонтьев.

Святослав Леонтьев: Как вы считаете, какое поведение можно назвать антиобщественным?

- Мне думается, что сначала надо определиться с общественным поведением. А уж то, что не вписывается в общественное, стало быть, будет антиобщественным.

- Любое поведение, которое противоречит нормам человеческой морали и общепринятым нормам. Грубо говоря, десять заповедей по Библии - это антиобщественное поведение.

- Любое поведение, казалось бы, можно назвать антиобщественным, но, с другой стороны, какая должна быть общественность, чтобы поведение было направлено против нее? С этой точки зрения каждый человек должен сам для себя определить, укладывается ли его поведение в рамки закона или, может быть, норм морали и права.

- Антиобщественное поведение - это когда оно обусловлено нарушением установленного порядка. Сюда может относиться сквернословие, распитие спиртных напитков, недостойное поведение.

- Допустим, люди, выпивающие толпами и потом пристающие к нормальным людям, которые проходят мимо.

Десять заповедей по Библии - это антиобщественное поведение

- Сложно сказать, что хорошо, а что плохо, что черное, а что белое. Один идет, потихонечку пиво пьет в бумажном пакете и никому не мешает. А другие сидят и занимаются тем же самым, но они всем мешают - мусорят, матерятся, бабушкам покоя не дают. Это абсолютно разные вещи. Поэтому здесь очень сложно. Может быть, юристы могут как-то над этим поработать.

- Это когда, грубо говоря, нарушают закон, то есть создают угрозу либо жизни, либо свободе, либо здоровью граждан.

Святослав Леонтьев: А кто должен решать, какое поведение считать антиобщественным, а какое - нет?

- А это один человек не может решить, потому что для одного человека это одно, а для другого - другое. Это нужно обязательно прописывать, потому что иначе это будет самоуправство.

Марьяна Торочешникова: Если человека обвинили в каком-то антиобщественном поведении - это одно: ну, обвинили и ладно. Если его ставят на профилактический учет, пусть даже он будет в этих списках… Но я так понимаю, что одним этим учетом дело не заканчивается. Если человек находится в этом списке профучета, в отношении него могут негласно вестись оперативно-розыскные мероприятия, на него могут накладываться какие-то ограничения, как в примере Расула, когда человека не выпустили на лечение за рубеж, его конституционные права без всякого судебного разбирательства могут быть нарушены, ограничены.

Оправдывать этот закон будут необходимостью надзора за пьяницами, но в отношении пьяниц ничего не изменится

Илья Шаблинский: Я согласен с коллегами, что оправдывать этот закон будут необходимостью надзора за пьяницами, но в отношении пьяниц ничего не изменится. Закон должен облегчить действия полиции в отношении тех, кого раньше называли неблагонадежными. Очевидно, такая цель - облегчить полицейским возможность психологического и прочего давления на этих людей, и закон предоставляет такие основания. Самая серьезная мера, которая здесь предусмотрена, это предостережение, с которым связаны не проясненные в законе юридические последствия, сказано просто - "ограничения".

Марьяна Торочешникова: Заблокируют расчетный счет, как у людей из списков террористов и экстремистов? Или запретят устраиваться на определенные должности? Запретят покидать регион?

Илья Шаблинский: Скорее, ближе к этому. Вот я вам приведу примеры двух человек - Рустама Малламагомедова и Андрея Бажутина, они лидеры Объединения перевозчиков России (это объединение дальнобойщиков). Им практически не дают нормально вести уставную деятельность по созданию региональных отделений, по работе этого объединения. Им по-всякому препятствуют, не дают свободно перемещаться, ссаживают с автобусов, с самолетов, останавливают их машины, надолго задерживают, учиняют допросы. Может быть, и прослушивают телефоны. При этом обвинения им не предъявляют, потому что никаких административных или уголовных правонарушений они не совершают, но вот нормальную жизнь вести не дают.

Это полный произвол!

Это близко к тому примеру, когда человека не выпустили на лечение за рубеж. А эти два человека создали организацию, которая для наших силовых структур выглядит опасной, она чем-то «неблагонадежна». Хотя требования, которые выдвигают дальнобойщики, это простые и понятные экономические требования. Это полный произвол!

Марьяна Торочешникова: Однако с 22 сентября, когда закон вступит в силу, такие действия правоохранительных органов будут признаны законными. Но являются ли они конституционными? Куда человек может пожаловаться, если вдруг узнает, что он в этом списке профучета?

Илья Шаблинский
Илья Шаблинский

Илья Шаблинский: В основном до сих пор полиция препятствовала перемещению, хотя бы из региона в регион, осуществлению некоторых видов связи. Законной основы для этого не было, и полицейские ссылались на оперативные разработки: "вы находитесь в оперативном розыске", у них есть какой-то внутренний подзаконный акт. А теперь будут ссылаться на этот закон.

Марьяна Торочешникова: А можно будет это оспорить?

Илья Шаблинский: Любое действие должностного лица можно оспорить в суде. Суды, боюсь, будут к этому относиться совершенно равнодушно, потому что наши суды в значительной части стали придатком системы исполнительной власти (по моему личному оценочному мнению). Тем не менее, вынесенное судом решение может быть основанием для обращения в Конституционный суд. На Конституционный суд я бы тоже особенно не надеялся, но все же это как раз его поле, если мы видим в законе явную правовую неопределенность.

Любое действие должностного лица можно оспорить в суде

Важный принцип написания закона - это как раз правовая определенность, а здесь вместо четких норм есть очень зыбкие предписания насчет налагаемых в связи с предостережением ограничений или самого определения "антиобщественного поведения". Здесь есть предмет для оценки Конституционного суда.

Марьяна Торочешникова: А человек может как-то обезопасить себя от того, чтобы попасть в этот список неблагонадежных? Или, например, я считаю себя вполне законопослушной гражданкой, вроде не нарушаю никаких общепринятых норм морали и нравственности, но кто-то считает иначе и поэтому внес меня в список. Я могу узнать, состою я в таком списке или нет?

Расул Кадиев: Я бы тоже хотел увидеть такой список неблагонадежных людей. Представьте, что люди, которые решили вступить в брак, заглядывают в этот список, кто там благонадежный или нет…

Мне довелось готовить аналитическую справку для Совета по правам человека, связанную именно с этим профилактическим учетом в Дагестане. Его нигде так не применяют, как в Дагестане, это просто наше ноу-хау! И там, кстати, в одном из сел в Губдене двух членов "Единой России" лишили членства в этой партии и права участвовать в местных выборах на основании того, что они были в этих списках неблагонадежных. Судебная практика пошла по такому пути.

Бороться с шизофренией с помощью шизофрении - это массовый психоз

Вообще, приказ министра внутренних дел о порядке постановки на учет нигде не публиковался, но он был принесен в суд, суд посмотрел это дело и пошел по чисто немецкому палочному пути, по пунктикам. Вот там написано в пункте, что у лица надо взять объяснительную. Судья обращается к сотрудникам полиции: "Вы брали у гражданина Магомедова объяснительную, когда ставили его на профилактический учет?" - "Не брали". - "Значит, профилактический учет незаконен, вы сами нарушили свой указ".

Но мне со стороны кажется, что такой подход и сам закон напоминают какую-то шизофрению, а бороться с шизофренией с помощью шизофрении - это массовый психоз. Уже сейчас мы наблюдаем целый кластер, экономический и юридический… МВД ставит на профилактический учет, а так называемые комиссии по адаптации предлагают услуги по снятию с учета. Десять тысяч человек - вот рынок.

Марьяна Торочешникова: То есть это поле для коррупции: мы тебя поставили на учет, ты нам принеси денег – и мы тебя снимем с учета.

Расул Кадиев: Естественно! Недавно член Совета по правам человека Максим Шевченко (он любит иногда пошалить в Дагестане) пришел в пятницу к одной из мечетей, где людей все время берут на профучет после пятничного намаза: ну, там берут отпечатки пальцев и тому подобное. Он приехал и попросил полицию, чтобы его тоже забрали. Полиция ему в этом отказала, разъехались и никого не взяли. Вот человек хотел встать на учет - не дают.

Сам закон - антиобщественный

А если серьезно, то сам закон - антиобщественный. Ведь если полиция будет заниматься таким профилактическим учетом, то в маленьком Дагестане - десять тысяч человек, а сколько наберется в других субъектах РФ? У нас же экономические ресурсы полиции ограничены, ей надо заниматься ловлей преступников. Каждый год примерно 46-50% - это имущественные преступления, а преступления в области экстремизма, терроризма - максимум 2%. И ради этих 2% мы переворачиваем основы конституционного строя, общественного строя...

После дела, когда Конституционный суд поспорил с Европейским судом о нормах морали, о том, может ли отец-одиночка, военнослужащий, взять декрет, развалится ли от этого российская армия, я думаю, решения КС вообще непредсказуемы.

Если подойти к этому формально, если орган исполнительной власти, МВД, Следственный комитет принимает распоряжение о порядке постановки на профилактический учет, то оно должно быть опубликовано, так как касается третьих лиц. Но опубликованное распоряжение этих органов может быть обжаловано не в Конституционном суде, так как это не норма закона, а в Верховном суде РФ, если это федеральный орган власти. Здесь легче. Вот ждем, когда они начнут это готовить, что они там напишут.

Марьяна Торочешникова: Но все-таки как человеку узнать, внесли его уже в этот список или нет?

Разные органы исполнительной власти ведут свои учеты

Расул Кадиев: Это невозможно, потому что нет единого реестра неблагонадежных. Обратите внимание: в законе написано, что разные органы исполнительной власти ведут свои учеты. Были случаи, когда лицо обратилось с запросом в МВД, а там ему говорят: "А на вас ничего нет, вы у нас ни в каких списках не значитесь". А уже в суде приходит вторая бумага: "Вы извините, но вы действительно значитесь в списках". Это чистой воды произвол! Вы никогда не узнаете, в каких вы списках и когда вас поставили на учет - за пять минут до вылета из родной страны на лечение или чуть пораньше.

Илья Шаблинский: Формально есть закон о персональных данных, и там есть норма, позволяющая любому лицу обратиться в органы исполнительной власти, в МВД, например, или в прокуратуру, с просьбой предоставить информацию о том, имеется ли какая-то информация о нем, находится ли он в разработках, и что собрано о нем за какой-то период в результате оперативных мероприятий. В этом же законе о персональных данных есть длинный перечень оснований, по которым эти органы могут отказать - например, если предоставление такой информации противоречит интересам государственной безопасности, подрывает обороноспособность страны, интересы третьих лиц или что-то подобное.

Марьяна Торочешникова: То есть о своей неблагонадежности узнаешь уже по факту, когда будут уже принимать какие-то меры или направят работодателю письмо. Кстати, а вот письмо - поймали человека подвыпившим - и что должен делать работодатель? Как в советском фильме "Афоня" - собрать весь коллектив, отчитать этого клерка за то, то он вечером в пятницу танцевал на барной стойке и кто-то этим оскорбился?

Это загадочная норма - представление информации работодателю, на которое он должен дать письменный ответ. Это заимствовано из советского опыта

Илья Шаблинский: Это загадочная норма - представление информации работодателю, на которое он должен дать письменный ответ. Я думаю, это заимствовано из советского опыта. С моей точки зрения, это тоже основание для произвола.

Я также вижу в этом законе инструменты для психологического давления, он дает полицейским дополнительные инструменты: предостережение - это самая главная мера, которая может сопровождаться какими-то ограничениями, профилактической беседой. Наконец, если напишут на работу, для многих людей это может быть неприятно: человек периодически выходит в пикеты, ходит не в ту мечеть, и об этом сообщают по месту его работы...

Марьяна Торочешникова: Или он разместил на своей страничке в социальной сети радужный флаг и фразу в поддержку сексменьшинств.

Илья Шаблинский: В авраамических религиях есть моральная норма, осуждающая однополую любовь, но для административной и уголовной ответственности в большинстве государств мира тут оснований нет. И такое отношение вообще посчитали устаревшим, опасным, бессмысленным, даже ослабляющим государство. Так или иначе, представление, которое пишут вашему работодателю, это способ психологического давления.

Марьяна Торочешникова: Но работодатель ведь не может вас из-за этого предоставления лишить тринадцатой зарплаты или урезать часть вашего заработка, потому что тогда это войдет в противоречие и с Трудовым законодательством, и это уже самоуправство с точки зрения уголовного права.

Конечно, будет дискриминация

Илья Шаблинский: Нет, потому что тут нет уголовного права. Вашему начальнику пишут, что вы как-то антиобщественно одеваетесь, и по этому закону он должен ответить. В законе сказано, что он должен обеспечить условия для того, чтобы это антиобщественное поведение было прекращено - примерно так. Это звучит нелепо!

Марьяна Торочешникова: Да, и все опять упирается в толкование этого антиобщественного поведения - что считать антиобщественным. Вы привели пример людей, которые ходят на пикеты и митинги. Вот митинг феминисток, которые стоят с лозунгами "Мое тело - мое дело", и пролайферов, которые кричат, что "аборты - это убийство". С точки зрения одних, поведение других - антиобщественное и аморальное, феминистки кричат, что права женщин ограничивают, и это антиобщественное ущемление их прав. Пролайферы кричат, что аморально думать о том, что аборты в принципе возможны. Обе группы будут привлечены к ответственности? Или будет взята на профилактический учет только та группа, с чьим мнением солидарен конкретный полицейский? И нет ли здесь, в таком случае, дискриминации по признаку политических взглядов?

Илья Шаблинский: Конечно, будет дискриминация. Но я о таких случаях не слышал.

Марьяна Торочешникова: Потому что закон еще не начал действовать.

Илья Шаблинский: Подобные меры профилактического характера, скорее, могут быть применены к акциям наподобие тех, которые проводит украинская организация "Femen". Они частично раздеваются в ходе этих акций, и формально, может быть, там нет оснований для административного правонарушения, но могут вынести предостережения, если у нас будет какая-то группа подобного типа. В реальной жизни - вот я говорил про дальнобойщиков, которым просто не дают нормально перемещаться по стране - их опасаются.

Чтобы не обвинили в воровстве, не надо воровать. А что делать, чтобы тебя не поставили на профучет и твое поведение не признали антиобщественным?

Марьяна Торочешникова: Как в свое время с Эдуардом Лимоновым, который, когда еще не поддерживал аннексию Крыма, не мог приходить 31-го числа каждого месяца на свои акции на Триумфальной площади. Как только он появлялся, его тут же хватали и несли в автозак, а иногда хватали прямо на выходе из подъезда, чтобы он не доехал до места проведения акции.

Этот закон - просто дополнительный инструмент для полиции

Илья Шаблинский: Да, и это произвол! Вспомним также Навального: когда он только шел куда-то, на него набрасывались, сажали в автозак или в автобус. Есть такие случаи, когда человек еще ничего не успел сделать, а в отношении него применяют насильственные действия.

Марьяна Торочешникова: А что делать человеку, чтобы не стать жертвой этого закона? Чтобы не обвинили в воровстве, не надо воровать, чтобы не обвинили в хулиганстве, не надо с оружием устраивать массовые беспорядки, в крайнем случае, не надо танцевать на амвоне в церкви. А что делать, чтобы тебя не поставили на профучет и твое поведение не признали антиобщественным?

Расул Кадиев: У человека в данном случае остаются два варианта - либо умереть, либо выехать из этого общества. На самом деле в этом законе мы имеем инструмент некого сепаратизма в самой худшей форме. Данный закон помогает зафиксировать некие общественные нормы как предмет для нарушений. Вот если где-нибудь в российской глубинке отметили удачный урожай хорошим праздником, и все поголовно бухали, а кто-то один не бухал, у него язва, то он пошел против общества, и значит, он подпадает под этот закон.

Или другой пример. Уволили сотрудника полиции за то, что тот, находясь на посту внутри базы ОМОН (она огорожена), сделал намаз на рабочем месте. Вроде бы республика Дагестан - мусульманская, но вот так… И представьте себе, как этот закон будет применяться в Чеченской республике, где все время говорят, что у них есть свои чеченские особенности, тейпы, или в Ингушетии, в Северной Осетии, где сплошь и рядом существуют эти проблемы.

Этот закон разрушает государственное правовое поле. Право и общественные нормы - это разные, конкурирующие институты. Мы знаем, что правовое государство - это не совсем законодательство государства, это некоторая подмена понятия. В данном случае человеку никак не спастись от этого закона. У меня даже мелькнула мысль: а может, действительно, оставить этот закон, пускай поработает годик, и просто собрать коллекцию и опубликовать. Тут Достоевский и Толстой будут просто отдыхать, это будет просто нетленка!

Илья Шаблинский: Я думаю, этот закон - просто дополнительный инструмент для полиции. Они такое изобрели для собственного удобства, и это закон избирательного действия, его будут применять к тем, кто вызывает у них какие-то сомнения, подозрения, раздражение.

Это элемент устрашения и дальнейшего давления на гражданское общество

Марьяна Торочешникова: И, значит, никто и никогда не может быть гарантирован от того, что его привлекут к каким-то мерам реагирования по этому закону.

Илья Шаблинский: Если в законе говорится, что основанием для этих мер профилактики является не административное правонарушение или преступление, а некий акт антиобщественного поведения, то, конечно, он может быть любым. Но чаще применять его будут, наверное, в Дагестане, там будут выхватывать и предостерегать тех, кто исповедуют «не те» формы ислама. В других регионах это может быть применено ко всем общественным движениям или организациям, которые вызывают опасения, с помощью этого закона им будут всячески мешать, препятствовать.

Я думаю, это, прежде всего психологическое воздействие, которое уходит корнями в 60-70-е годы. Ведь предостережение - это был инструмент КГБ: человека вызывали, зачитывали ему текст предостережения, и он должен был исходить из того, что дальнейшее продолжение какой-то деятельности обязательно вызовет ответные действия.

Марьяна Торочешникова: То есть это элемент устрашения и дальнейшего давления на гражданское общество.

Илья Шаблинский: Да, это подходящее слово – «устрашение». Угроза.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG