Марьяна Торочешникова: Компенсация морального вреда, причиненного представителями органов власти, - такова тема сегодняшней передачи.

И я представляю гостей в студии Радио Свобода – это члены Независимого экспертно-правового совета - доктор юридических наук, профессор Александр Эрделевский и кандидат юридических наук Алексей Голощапов.

На рассмотрении в Москворецком суде Москвы сейчас находится дело о компенсации морального вреда. Истец Рустам Байбеков требует взыскать с МВД в его пользу 1 миллион рублей. Поводом для этого разбирательства стала история трехлетней давности, когда в 2004 году рабочий Рустам Байбеков вместе со своим товарищем пытался пройти по одному билету на станцию метро «Сокольники», за что и был на законных, причем, основаниях задержан сотрудником милиции. Сержант отдела милиции УВД на Московском метрополитене Борис Коструба проверил у задержанного документы и выяснил, что у Байбекова отсутствует московская регистрация. Тогда милиционер пригрозил депортацией и сказал, что дело можно замять, если прямо сейчас Байбеков заплатит ему тысячу рублей. Байбеков отказался. И тогда милиционер Коструба достал пистолет и выстрелил задержанному в лицо. Пуля прошла через рот и вышла со стороны спины. Несмотря на тяжесть ранения, потерпевший остался жив, ему пришлось перенести несколько сложных операций, и теперь он требует компенсации морального вреда. Милиционера этого – сержанта Кострубу – суд приговорил к девяти годам колонии строгого режима, признав его виновным в покушении на убийство, превышении должностных полномочий и незаконном хранении боеприпасов.

Вот, собственно, эта история стала поводом для того, чтобы сегодня поговорить о компенсации морального вреда, причиненного представителями органов власти. Я не хотела бы концентрировать внимание исключительно на том вреде, который могут или причиняют представители правоохранительных органов. Предлагаю охватить тему шире, потому что люди очень часто страдают и от обычных чиновников, которые сидят в муниципалитетах, в управах, и своими действиями и бездействием причиняют, действительно, подчас немалые страдания, в том числе и моральные.

Но прежде чем обсуждать эту проблему, я попрошу вас, Александр Маркович, разъяснить, в принципе, что это такое – моральный вред, и когда у человека появляется, собственно, оправданная, мотивированная возможность требовать компенсации этого морального вреда? Вот что считать моральным вредом?

Александр Эрделевский: Понятие морального вреда определено в Гражданском кодексе Российской Федерации. Под «моральным вредом» понимаются причиненные гражданину нравственные или физические страдания. Ну, что такое страдания, я думаю, не требует специальных пояснений. А вот в каких случаях моральный вред подлежит компенсации. Если неправомерными действиями умалены принадлежащие гражданину личные неимущественные блага, такие как жизнь, здоровье, честь, достоинство, деловая репутация и так далее – такого типа блага, то моральный вред подлежит компенсации во всех случаях. А если неправомерными действиями причинены... если страдания вызваны нарушением имущественных прав гражданина, то моральный вред подлежит компенсации только в тех случаях, специально предусмотренных законом.

Ну, в описанной вами ситуации имело место как раз причинение вреда... имели место страдания, связанные с причинением вреда неимущественному благу – здоровью, поэтому здесь нет никакого сомнения в том, что моральный вред компенсации подлежит.

Марьяна Торочешникова: Однако вот здесь интересно, почему Рустам Байбеков, в таком случае, не обратился с требованием возместить ему вред здоровью, а требует именно компенсации морального вреда. Эти понятия достаточно сходные в данной конкретной ситуации.

Александр Эрделевский: Нет, во-первых, они сходные, а во-вторых, я не уверен в том, что он не обратился с требованием о возмещении вреда, причиненного здоровью. Просто прозвучала, насколько я понял, речь о компенсации морального вреда. Возможно, это не повлекло причинения вреда здоровью. Ведь когда причинен вред здоровью, то подлежит взысканию утраченный заработок и расходы, затраченные на лечение. Вероятно, он их не понес, а может быть, он не сумел доказать, что он такие расходы понес. Поэтому, возможно, он решил такое требование не предъявлять, а предъявить требование только о компенсации морального вреда.

Марьяна Торочешникова: Вообще во всей этой истории, о которой я только что рассказала, меня больше всего задела позиция представителей Министерства внутренних дел России. Потому что юрист, когда дело... сейчас это повторное рассмотрение дела, первый раз суд отказался его рассматривать, отказал в принятии к рассмотрению иска в Московском городском суде, вернули дело на новое рассмотрение, и вот теперь рассматривают. Так вот, первый раз представитель МВД в суде заявлял, что, применяя в отношении Байбекова оружие, Коструба (вот этот милиционер) действовал не как должностное лицо и вопреки интересам государства, и преступные действия Кострубы хотя и были совершены в служебное время, однако не связаны с его должностными обязанностями как сотрудника милиции. И кроме того, МВД считало, что уж слишком много требует Байбеков – миллион рублей, им показалось, что это очень много.

И вот что меня возмущает, что по логике чиновников, ну, в данном случае чиновников из МВД, получается, что любое преступление, которое совершил представитель государства, не важно – милиционер или просто чиновник муниципалитета (а если это милиционер, так еще он, может быть, и служебное оружие применил), можно трактовать как преступление конкретного частного лица, потому что он же действует вопреки интересам государства. «И что, вы тогда, значит, к нам идете и хотите казну разорять. Вот его приговорили, с него и требуйте. Или ждите, если какого-то другого чиновника суд приговорит за взяточничество (например), и вот тогда требуйте». Насколько оправдана такая позиция государства? И что делать в таком случае обычным людям, которые хотят компенсировать моральный вред, скажите, пожалуйста, Алексей?

Алексей Голощапов: Я думаю, что здесь необходимо смотреть и обратить внимание на то, какие цели преследовало данное лицо. И в данном случае, наверное, с одной стороны, имеет смысл разграничивать действия лица... действовал ли он лично в своих интересах, как в данном случае сотрудник правоохранительных органов действовал в своих интересах, поскольку он пытался вымогать взятку и так далее. Но с другой стороны, опять же он действовал от имени государства и находился при исполнении своих служебных обязанностей. И об этом говорит то, что он, очевидно, был в форме, при нем было табельное оружие, которое было выдано ему опять же государством, у него находились патроны и так далее. Он нес боевое дежурство.

С одной стороны, может быть, гражданам имеет смысл предъявлять несколько исков – либо лично к должностному лицу или к чиновнику, который пытался или который нарушил те или иные права и свободы человека, в результате которых необходимо компенсировать моральный вред, а также можно пытаться обращаться с исками и к самому государству. Но представляется, что все-таки до конца этот вопрос законодательно не полностью урегулирован, поскольку хотя по смыслу закон и исходит из того, что превышением полномочий являются преступные действия или неправомерные действия, либо осуществление каких-то полномочий, которые данному лицу не принадлежат… В данном случае, в общем-то, в вашем примере полномочия, скажем, по проверке документов, они принадлежали данному сотруднику. И в том числе полномочия по пресечению правонарушений на метрополитене, они также принадлежали данному сотруднику милиции.

Марьяна Торочешникова: Но при этом его никто не уполномочивал стрелять в задержанных, которые при этом не ведут себя агрессивно, не оказывают сопротивления и ни на кого не нападают.

Вот мы начали уже говорить, но с пример, на мой взгляд, не очень удачного. Он просто очень показательный, но не очень удачный, потому что это, действительно, вопиющий случай, и все-таки не каждый день, к счастью, милиционеры стреляют в лицо задержанным без всякой видимой причины. Гораздо более распространены другие случаи. Давайте все-таки мы поговорим немножко о милиции, раз уж мы начали с милиционеров, а потом перейдем к рядовым чиновникам, не принадлежащим к правоохранительным органам.

Скажите, пожалуйста, Алексей, на ваш взгляд, где чаще всего и когда милиционеры нарушают те самые неимущественные права граждан, и у граждан появляется повод для требования компенсации морального вреда?

Алексей Голощапов: Если говорить об этой ситуации в идеале и с точки зрения гражданского общества, правового государства и примеров правоприменительной практики западных стран, то, наверное, скорее всего, наиболее частым нарушением сотрудников милиции является проверка документов. Проверка документов может выражаться в разной форме – либо это гражданин, который просто пешком перемещается по городу, либо это водитель, который управляет транспортным средством, который не совершил никакого правонарушения, а тем более, его транспортное средство не находится в розыске, он не находится в розыске и все документы у него в порядке. На мой взгляд, здесь, скорее всего, является нарушением тот факт, что сотрудник милиции, проверяя документы, уже заранее предполагает, что данное лицо либо может быть преступником, потому что очень часто сотрудники Государственной автоинспекции проверяют по компьютеру ваше транспортное средство на угон, ваше водительское удостоверение, не находился ли оно в розыске, не является ли оно задержанным и так далее. Тем самым уже изначально они предполагают, что вы являетесь недобросовестным гражданином.

Как показывает опыт зарубежных стран, если гражданин был остановлен полицейским и если у него были проверены документы, но никаких нарушений не было выявлено, то очень часто такие граждане, да как правило, всегда они обращаются с исками к полицейским управлениям именно о компенсации морального вреда, что о нем подумали как о преступнике или как о нарушителе.

Марьяна Торочешникова: А суды удовлетворяют эти иски?

Алексей Голощапов: Естественно, за рубежом такая практика есть, и суды удовлетворяют эти иски.

И еще хотелось бы также обратить внимание на один нюанс нашего административного законодательства тоже в области правонарушений на транспорте. У нас есть положение, в котором инспектор Дорожной патрульной службы вправе предложить водителю пройти медицинское освидетельствование. И если водитель отказывается от прохождения медицинского освидетельствования, то за это наступает достаточно жесткая санкция, которая представляется в виде лишения права управления транспортным средством на определенный срок. В связи с этим возникает такой вопрос. Прошел водитель освидетельствование, и медицинские работники, проверив, проведя анализ, пришли к выводу, что водитель не злоупотреблял спиртными напитками, находится в трезвом состоянии и так далее. И здесь возникает один из основных вопросов: а что дальше?

Марьяна Торочешникова: И что дальше? То есть вы бы рекомендовали в таком случае этому водителю обращаться к адвокату или самостоятельно идти в суд, писать исковое заявление с требованием компенсации морального вреда. Я правильно вас понимаю?

Алексей Голощапов: Не только к адвокату и не только самому, а лучше, конечно, к адвокату. Но здесь может быть масса мер и способов, которыми данный водитель может защитить свои права. С одной стороны, по административной линии он может написать жалобы в вышестоящие инстанции и обратиться с тем, чтобы провели проверку деятельности данного инспектора. С другой стороны, естественно, пытаться обращаться в суд за защитой своих прав.

Но опять же здесь хотелось бы поднять вопрос, который, наверное, носит несколько политический характер. Потому что если бы суды удовлетворяли каждое такое требование, то я думаю, что...

Марьяна Торочешникова: ...нарушений стало бы меньше, по логике вещей, это должно было бы быть.

Алексей Голощапов: С одной стороны, нарушений стало бы меньше, но с другой стороны, казна бы тоже опустела. И поэтому, естественно, здесь вопрос политический в силу того, что государство не может из бюджета каждому выплачивать компенсацию морального вреда.

Марьяна Торочешникова: Но тогда получается: а чего за ним обращаться, если знаешь, что в суд придешь, а тебе откажут?

Вот я попрошу Александра Марковича прокомментировать сообщение, которое пришло на пейджер Радио Свобода. Андрей пишет: «Судиться с органами МВД – тухлое дело. И милиция, и прокуратура, и суд повязаны одним узлом. Я попадал в разные ситуации и понял, что с милицией лучше не связываться, потому что ничего не добьешься». Действительно ли так сложно добиться чего-то? И с юридической точки зрения, чем это обусловлено, на ваш взгляд, Александр Маркович?

Александр Эрделевский: Я думаю, что с юридической точки зрения это не особенно сложно. Но если переходить в реальную плоскость, то полагаю, что, действительно, подобного рода процесс оказался бы достаточно сложным, поскольку зачастую трудно доказать, что имел место сам факт, о котором идет речь. Поскольку, предположим, даже факт проверки документов, о котором говорилось до этого, его трудно зафиксировать документально. Ну, я имею в виду, что произошло само такое событие, как от вас потребовали документы. Вряд ли сотрудник милиции, если он будет чувствовать, что он действовал за рамками своих правомочий, он в этом сознается.

Кроме того, я полагаю, что важным моментом является наличие оснований для проверки. То есть проверки производятся везде. Но порядок проведения этих проверок регулируется инструкциями, в данном случае инструкциями органов внутренних дел. И для любой проверки необходимо наличие повода. Такой повод достаточно легко сконструировать. То есть даже если, действительно, повода не было на момент проверки, тем не менее, утверждение сотрудника милиции о том, что повод был, ну, например, либо лицо гражданина, чьи документы подвергаются проверке, показалось сходным с лицом какого-то разыскиваемого гражданина, на которого дана ориентировка, либо движение машины, водитель которой подвергается проверке на состояние алкогольного опьянения, чем-то вызвала подозрение…

Марьяна Торочешникова: То есть получается, что в данном случае представители правоохранительных органов гораздо более защищены, чем граждане, и им легче оправдаться в том, что они что-то сделали, и сказать, что это все было законно.

Александр Эрделевский: Да, их позиция, безусловно, преимущественна в такой ситуации, к сожалению. Всегда трудно доказать, что произошло между двумя лицами в действительности, а особенно если нет свидетелей. Конечно, с помощью свидетельских показаний подобная ситуация упрощается, но представителю власти – а сотрудник милиции, он является представителем власти, - традиционно суд оказывает большее доверие.

Марьяна Торочешникова: Александр Васильевич из Ленинградской области дозвонился на Радио Свобода. Здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. У меня простой вопрос. Когда мы разговариваем, то о казне мы говорим, как будто бы о чем-то не нашем. Ведь казна – это, в принципе, все, что принадлежит нам. А получается так. Совершает преступник какое-то преступление, он наносит нам ущерб. После этого он обращается в суд, и ему выплачивают еще 15 тысяч евро за то, что его плохо содержали. Приезжает к нам кто-то со стороны, нарушает закон – не проходит регистрацию и так далее. С ним что-то случается, и опять платим мы. Почему должны платить люди?

То есть здесь нужно, наверное, приходить к такому состоянию, что берешь страховку, и если с тобой что-то случается, то, в таком случае, тебе выплачивает страховая компания, а после того страховая компания взыскивает с того, кто это совершил. Если у тебя нет страховки, то обращайся напрямую к тому, кто это преступление совершил. Только так мы можем решить. Иначе у нас получается... Везут «серые» трубки, поймали их на границе, нарушили они закон, нанесли нам материальный и моральный ущерб. После этого таможня забирает эти трубки. Они повышают цены, и через цены взыскивают опять же с нас те же самые деньги.

Марьяна Торочешникова: Александр Васильевич, ваше мнение понятно. Кстати, интересная, на мой взгляд, мысль прозвучала. Но я так думаю, что страховаться должны не мы, а как раз, может быть, здесь есть смысл страховать от гражданской ответственности, собственно, представителей органов милиции, судей, чиновников, врачей как раз на такой случай. Может быть, вот это было бы выходом.

Александр Эрделевский: Да, конечно.

Марьяна Торочешникова: Пришло сообщение от нашего слушателя на пейджер. «Не верьте, если говорят, что в Москве не рады гостям. Очень рады... милиционеры. У одного таджика они в паспорте вырвали фотографию и нарисовали вместо нее обезьяну. Куда теперь бедному таджику обращаться?». Вот что вообще делать человеку в данном случае? Ему испортили документ. Как я себе представляю, он даже в суд не может обратиться с иском с этим документом, потому что документ недействителен. Вот что делать в такой ситуации, Александр Маркович?

Александр Эрделевский: В такой ситуации, конечно, человек оказывается в тяжелом положении, а особенно учитывая то, что, как я понял, этот человек не является гражданином Российской Федерации. И если это, действительно, так, то он должен получить в этом случае документ, удостоверяющий личность, в посольстве своего государства в Российской Федерации. Если бы речь шла о гражданине Российской Федерации, то ему следовало бы обращаться в паспортный стол, но этот случай тождественен утрате или порче паспорта просто.

Марьяна Торочешникова: Ну а повод для обращения за компенсацией морального вреда в данном случае...

Александр Эрделевский: Безусловно, повод для обращения за компенсацией морального вреда здесь есть...

Марьяна Торочешникова: И доказательства-то вроде налицо.

Александр Эрделевский: Хотя дело тут не в утрате, пожалуй, документа, а в оскорблении, причиненном изображением гражданина в виде обезьяны, как я понял из того, что было сказано. Но опять же, вероятно, будет представлять трудность доказать сам факт, само событие.

Марьяна Торочешникова: Что «я не сам вырвал страницу...».

Александр Эрделевский: Да, что он не сам вырвал, что не сам нарисовал и так далее.

Вот в данном случае говорилось о том, что в западных государствах случаи обращения в суд есть, и достаточно успешные, но, как правило, насколько мне известно, скажем, в США для того, чтобы опровергнуть показания одного полицейского, нужны показания трех свидетелей, не менее трех свидетелей.

Марьяна Торочешникова: А у нас в России – наоборот, получается.

Александр Эрделевский: Нет. Я же говорю о том, что традиционно, хотя нет такого закона, но традиционно к показаниям представителей власти суд проявляет большее доверие.

Марьяна Торочешникова: Вот здесь прозвучало слово «оскорбление», и я так понимаю, что есть все-таки какая-то лазеечка, какой-то выход, и человек может обратиться в правоохранительные органы и потребовать возбудить уголовное дело вот как раз по факту оскорбления. То есть не требовать компенсации морального вреда... Вот как доказывать моральный вред, который выявляется не в причинении вреда здоровью, что доказать достаточно просто, а когда речь идет, действительно, о каких-то моральных ценностях – честь, достоинство, деловая репутация? Александр Маркович, так что с этим человеком?

Александр Эрделевский: В данном случае, как я уже говорил, конечно, изображение обезьяны в паспорте является, как минимум, оскорблением. Кроме этого, в данном случае имела место порча документа. Просто если в подобных ситуациях обращаться в суд с иском о компенсации морального вреда, то следует иметь в виду, что, как я уже говорил, документ сам по себе не является неимущественным благом. То есть нужно, обращаясь с иском о компенсации морального вреда, обозначить - в связи с нарушением какого неимущественного блага причинены страдания. Скажем, оскорбление унижает достоинство гражданина, поэтому страдания, которые человек испытывает, он испытывает в связи с умалением его достоинства. Что же касается порчи документа как такового, то порча документа неизбежно влечет умаление такого неимущественного блага, как, например, свобода передвижения. Без паспорта он, очевидно, не может обратиться в необходимых случаях за получением медицинской помощи, создается угроза причинения вреда жизни и здоровью, возможный страх, беспокойство в связи с умалением или созданием угрозы умаления вреда неимущественным благам.

Поэтому, обращая в суд, нужно как можно четче указывать на то, какое личное неимущественное благо было нарушено, и в связи с нарушением именно этого блага требовать компенсации морального вреда. В ином случае создается угроза отказов по формальным соображениям. Например, если гражданин просто будет требовать компенсации морального вреда за то, что ему повредили паспорт... но паспорт сам по себе – это не личное неимущественное благо. Строго говоря, это даже и не имущество, потому что документ не относится к числу имущественных ценностей.

Марьяна Торочешникова: В таком случае, просто у судей появится хороший повод человека отфутболить.

Александр Эрделевский: Ну да, по формальным основаниям – в связи с тем, что истец не указал, в связи с нарушением какого именно личного неимущественного блага он испытал физические или нравственные страдания.

Марьяна Торочешникова: Иван Яковлевич из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Я частенько подвергаюсь проверкам документов, насилию со стороны сотрудников милиции. Я обращался в суды. И вот у меня такое ощущение, что в стране власть, бандиты и правоохранительная система повязаны между собой.

Марьяна Торочешникова: Иван Яковлевич, а вы хоть раз выиграли в суде дело?

Слушатель: Да ладно! Не надо об этом. Ни разу мне не приходилось. У меня бывало частенько... Даже за то, что мне за работу не заплатили, я два года судился. И кое-как...

Марьяна Торочешникова: Олег из Москвы дозвонился на Радио Свобода. Здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. У меня в связи с этими компенсациями возник такой вопрос. Моего знакомого арестовали по тяжелому обвинению. Затем все полностью развалилось в суде. Но ему прямо говорят: «Ну как мы тебя выпустим, ведь ты же потребуешь компенсацию за незаконно проведенное время. Мы лучше будем тянуть дело». Очевидно, они ожидают, что просто окажутся все на других местах, и за это время вроде с них ответственность и спадет.

В связи с этим у меня два вопроса возникли. Первый вопрос. Можно ли обращаться прямо в международные инстанции просто по факту не вынесения судом никакого решения? То есть бесконечное рассмотрение дела, а человек сидит.

И второй вопрос. Новый Процессуальный кодекс установил, что суд не может отправить дело на доследование в прокуратуру. Раньше ведь было так, что суд, видя, что дело разваливается, отправляет его в прокуратуру, а те потихоньку его закрывают. И в общем, не скажу, конечно, что все довольны, но, по крайней мере, люди, которые невиновны, освобождаются. А теперь этой практики нет. И люди сидят. А суды ориентируются на старый показатель отмены оправдательных приговоров. И в результате люди сидят просто так, потому что эта система не желает признать свою недееспособность.

Марьяна Торочешникова: Олег, большое спасибо за вопросы. И я попрошу сейчас прокомментировать их экспертов в студии.

Но давайте послушаем сразу еще и Дмитрия, который дозвонился из Москвы. Дмитрий, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. У меня есть небольшая вражда между мною... Я скульптор, художник, у меня помещение в подвале жилого дома. И меня всячески жильцы пытаются вытравить. Ну, они находят способы очень интересные. Последний способ был такой, что из Санэпидемстанции Северного административного округа пришли две милые женщины, провели у меня проверку. Ну, практически ничего не нашли, но потребовали с меня такие вещи, как справку, что у меня нет сифилиса, о прохождении диспансеризации, потребовали справку, что у меня нет дифтерии, что я сделал прививку, флюорографию. В общем, такие вот документы потребовали, которых, естественно, у меня на руках не было. Но, в принципе, я лежал в этом году в больнице, и соответственно, у меня все эти документы должны быть где-то в архиве.

Марьяна Торочешникова: Я так понимаю, Дмитрий, что вас, в принципе, оскорбило то, что к вам пришли и потребовали справку об отсутствии венерических заболеваний и о наличии у вас прививок необходимых.

Слушатель: Да, вы совершенно правы. И я вот не знаю, как бороться. Потому что они еще раз придут, если я им эти справки не представлю.

Марьяна Торочешникова: Большое спасибо, Дмитрий. Очень хороший вопрос. Он нас как раз уводит от разговора о правоохранительных органах.

Но все-таки закончим мы с ними. И вернемся к вопросам Олега. Первое. Есть ли у человека основание обращаться в Европейский суд по правам человека уже в то время, когда он все еще находится, я так понимаю, в следственном изоляторе, дело в суде, но никаких решений нет, и не известно, будет ли вообще вынесен когда-нибудь приговор оправдательный, обвинительный – хоть какой-то? Александр Маркович, пожалуйста.

Александр Эрделевский: В принципе, Европейская конвенция о защите прав и основных свобод человека предусматривает обращение в Европейский суд в связи с нарушением страной-участницей конвенции, в частности, права на рассмотрение дела судом в разумный срок. Другое дело, что обращение в Европейский суд (если этим интересовался слушатель) требует сначала исчерпания так называемых средств внутренней защиты, то есть...

Марьяна Торочешникова: В две судебные инстанции нужно обраться как минимум.

Александр Эрделевский: Да. То есть если потерпевший считает, что правоохранительные органы намеренно затягивают его пребывание в том положении, в котором он оказался, то он должен пытаться обжаловать это как противоправное бездействие правоохранительных органов...

Марьяна Торочешникова: Вот сейчас, находясь под арестом, да?

Александр Эрделевский: По существу, да. Естественно, это ситуация, сулящая мало приятного с точки зрения сохранения нервной системы. И после того как эта попытка обжалования неправомерного бездействия... причем обжалования в порядке, установленном Уголовно-процессуальным кодексом в данном случае, и если эта попытка не приведет к успеху, то он может обращаться в Европейский суд. Правда, лишь не позднее, чем в течение полугода с момента вынесения решения судом кассационной инстанции здесь.

Марьяна Торочешникова: Я просто хочу добавить. У меня сразу в памяти всплыло дело. Гражданин России выигрывал дело против России за нарушение вот этих сроков судебного разбирательства. Там человек, по-моему, сидел чуть ли не пять лет в следственном изоляторе и ждал, когда же хоть что-то решат. И Европейский суд занял принципиальную позицию и подтвердил, что, да, были нарушены права. Так что в этом плане-то, конечно, легче – уже есть проторенная дорожка.

Александр Эрделевский: Да. Это, кстати, касается не только сроков рассмотрения уголовных дел, но и сроков рассмотрения гражданских дел. То есть это касается судопроизводства вообще.

Марьяна Торочешникова: А вот возвращаясь ко второму вопросу Олега, он говорил о доследовании. Мне не хотелось бы вдаваться вот в эти юридические тонкости. Но вообще вот эта практика, действительно, достаточно широко распространилась в России. И мы как раз буквально перед эфиром с Алексеем об этом говорили – о том, что сейчас суды как будто по злому умыслу с большей охотой выносят обвинительные приговоры, чтобы просто в копейку... вот человек отсидел год-два в следственном изоляторе, вот ему столько и дадут минимально. Или если он находился под подпиской о невыезде год, вот ему и дадут, назначат условное наказание. И все это для того, чтобы не дать возможности человеку требовать компенсации морального вреда, потому что нет оправдательного приговора, значит, все было законно. А что делать в этой ситуации-то? Как с ней бороться?

Алексей Голощапов: Здесь законодательство предусматривает возможность обжалования решения, с которым, в общем-то, осужденный не согласен. Если гражданин не согласен с тем обвинительным приговором, который вынесен в отношении него, то, естественно, у него есть возможность обжаловать данный приговор в вышестоящей инстанции. И как абсолютно правильно сказал Александр Маркович, после того как будут исчерпаны все средства внутри страны, он имеет право обратиться, в общем-то, в Европейский суд по правам человека.

Марьяна Торочешникова: Но меня не покидает ощущение того, что все это – теория. Потому что вот для меня, например, совершенно очевидно, что человек, который просидел полгода-год, да хотя бы месяц в следственном изоляторе, и если ему уже вынесли какой-то приговор, пусть даже обвинительный, с которым он не согласен, я очень сомневаюсь, что он будет его обжаловать, потому что просто побоится, что могут еще и больше дать. Вот у меня такое впечатление складывается.

Александр Эрделевский: Безусловно, учитывая состояние, на мой взгляд, правоохранительной системы нашей, и вообще учитывая положение в государстве, страх у людей есть. Но, тем не менее, на практике все-таки встречаются случаи, когда люди обжалуют приговоры, либо обжалуют прекращение дела даже по нереабилитирующим основаниям. Потому что здесь же вопрос стоит не только о компенсации морального вреда, есть еще и достаточно большой набор и возмещения имущественного ущерба, и других неблагоприятных последствий, которые были связаны с привлечением к уголовной ответственности незаконно или с незаконным осуждением. Поэтому здесь бывает и есть за что бороться. И такие прецеденты есть. Такая практика и была, и сохраняется, что если человек уверен в своей правоте, то он требует пересмотра приговора и добивается оправдательного приговора.

Марьяна Торочешникова: А от себя добавлю, что семь лет назад, когда передача «Правосудие: большие победы маленьких людей» только начинала выходить на Радио Свобода, и Леонид Никитинский еще тогда ее делал, было очень много сюжетов, практически в каждой передаче у нас был сюжет о том, что человеку удалось добиться компенсации вреда за незаконное привлечение к уголовной ответственности, за административные, за незаконные действия чиновников. Найти такие сюжеты было достаточно просто. Обращаешься к корреспондентам – и в любом регионе было чуть ли не по десятку таких дел. И суды достаточно охотно выносили решения и компенсировали, и суммы были не то чтобы маленькие. В 2000 году и по 150 тысяч компенсации морального вреда выдавали, и это деньги достаточно приличные даже сейчас. А теперь найти... когда я обращаюсь к корреспондентам с просьбой «пришлите что-нибудь такое», - нет таких решений. Или найти их практически невозможно. Они какие-то уже тоже все-таки старые – 2-3-летней давности. Такое впечатление, что или люди перестали обращаться, или суды отказывают уже сразу, как только человек приходит в суд – ему отказывают в приеме иска. В общем, удивительная ситуация.

Давайте еще на вопрос Дмитрия ответим. Он как раз нас увел от правоохранительных органов. Дмитрий спрашивал о том, что ему делать, ведь ему оскорбительно, что к нему приходят из СЭС представительницы и требуют от него справку о том, что у него нет венерических заболеваний, справку о том, что у него есть прививка от дифтерии. Для него это оскорбительно. У него есть формальный повод для обращения в суд с требованием компенсации морального вреда? Алексей, пожалуйста.

Алексей Голощапов: Я думаю, что, прежде всего, необходимо проверить вообще законность таких требований со стороны органов Санэпидемстанции. Потому что он не занимается какой-то предпринимательской деятельностью. Насколько я понял, он художник, и у него своя мастерская, которая была ему предоставлена государством. И он не занимается деятельностью, которая связана с оказанием каких-то услуг – парикмахерская, с оказанием медицинских услуг, с использованием продуктов питания. Поэтому требование таких справок, прежде всего, необходимо выяснить, правомерно ли оно вообще, данное требование. Потому что, на мой взгляд, мне кажется, что не совсем основательно вот эти сотрудники пытаются требовать такие справки.

С другой стороны, тоже хотелось бы в продолжение ответа на этот вопрос поднять тему, которая касается следующего. Зачастую люди, которые пытаются бороться... соседи с другими соседями и так далее, они используют именно, как орудие в своей борьбе, правоохранительные органы и иные государственные органы. То есть это может быть Санэпиднадзор, это может быть государственный Пожарный надзор. Потому что, скажем, если они решили поквитаться с этим человеком, то завтра они могут обратиться и к пожарным, а придут пожарные и начнут требовать те или иные документы.

А возвращаясь к ответу на вопрос, хотелось бы сказать, что, естественно, получение этих справок нарушает честь и достоинство, и вообще требование этих справок, данного человека. Потому что заранее органы СЭС предполагают, что он болен ВИЧ-инфекционными заболеваниями, что он может их распространить, что он является носителем, и вообще они пытаются вторгнуться, что называется, в его личную жизнь.

Марьяна Торочешникова: И что, можно идти в суд и требовать компенсации морального вреда?

Александр Эрделевский: Здесь я бы не рискнул сразу говорить о том, как разрешить эту ситуацию. Потому что по сообщению слушателя было не очень понятно, в связи с чем от него были потребованы эти справки. Вот в качестве общей рекомендации я могу посоветовать в подобных ситуациях пытаться фиксировать сам факт истребования соответствующих документов. То есть, например, вот этот Дмитрий, он мог попросить этих сотрудниц СЭС предъявить ему требование о представлении документов в письменном виде. И тогда им пришлось бы объяснять, на каком основании и по какому поводу они требовали. И тогда было бы видно, имеет ли он возможность обжалования или нет. Потому что вполне возможно, что представители Санэпидстанции в каких-то ситуациях и вправе проверять, болен ли кто-то СПИДом или венерическим заболеванием или нет. Но следует проверить это применительно к данной ситуации. А к данной ситуации, значит, необходимо знать, по каким основаниям.

Марьяна Торочешникова: И получается, что опять же нужно заранее собирать доказательную базу, потому что в суд прийти и просто рассказать о том, что требуют справку...

Александр Эрделевский: А зачем? Понимаете, тут уж не надо так сильно драматизировать, потому что здесь на устно предъявленное требование он может просто сказать «нет» - и все. И они вынуждены будут уйти без этих документов. Либо с помощью свидетелей зафиксировать, что вот имел место факт предъявления требования, а на каком основании от него потребовали представить справки эти должностные лица или эти сотрудницы СЭС, они объяснить отказались. Поэтому здесь же им нужна от него справка, а не ему чего-то нужно от них. Поэтому в данном случае он может просто не обращать внимания, я бы так сказал, и ждать развития событий. А уже когда появится какое-то предписание или бумага, вот тогда реагировать.

Марьяна Торочешникова: Вот каждый раз, когда речь заходит о сборе каких-то доказательств, каких-то документов для того, чтобы впоследствии подтвердить свою правоту, меня не покидает мысль, что идеальный вариант – это ходить все время с нотариусом личным, который будет ходить с вами и фиксировать юридические факты на все случаи жизни возможные, а чтобы потом в суде их как-то легко можно было решить.

Геннадий из Ленинградской области, здравствуйте.

Слушатель: Добрый день. Вопросы мои такие. Есть у чиновников всех уровней такая вредная привычка – не отвечать письменно на заявления граждан, и даже не регистрировать эти заявления, ксерокопии этих заявлений, ссылаясь на то, что нет секретаря и так далее. Могу ли я в этом случае требовать компенсации за моральный ущерб? И какую максимальную сумму компенсации я могу требовать, если я являюсь инвалидом с полным отсутствием зрения? И какие судьи рассматривают данные заявления – федеральные или мировые? Спасибо вам огромное.

Марьяна Торочешникова: Спасибо, Геннадий. На последний вопрос я вам попытаюсь ответить. Мировые судьи будут рассматривать ваше дело в том случае, если вы заявите не очень крупную сумму компенсации морального вреда. Там на самом деле разделение как раз идет, если речь идет о гражданских делах, по суммам, там есть пределы установленные. Если вы потребуете миллион, то это будет рассматривать уже, я так понимаю, федеральный суд, суд общей юрисдикции.

Александр Эрделевский: Нет. Если я правильно помню... у меня нет перед собой Гражданско-процессуального кодекса, но, по-моему, как раз если требование предъявлено о компенсации морального вреда, то рассматривает федеральный суд...

Марьяна Торочешникова: Если к чиновнику требование о компенсации.

Александр Эрделевский: А это не принципиально, по какому основанию. Вот если требование является чисто имущественным, то там происходит дифференциация по размеру требования. То есть требование не свыше определенного размера...

Алексей Голощапов: До 50 тысяч.

Александр Эрделевский: ...да, до 50 тысяч, рассматривают мировые судьи. А когда дело касается компенсации морального вреда, то тут сумма компенсации не является размером иска, в точном смысле слова. Потому что размер компенсации определяется судом. Он возникает только в тот момент, когда суд выносит соответствующее решение.

Марьяна Торочешникова: Суд общей юрисдикции.

Александр Эрделевский: По-моему, к подведомственности мировых судей это, насколько я помню, не отнесено.

Марьяна Торочешникова: В общем, я взяла и всех запутала.

Александр Эрделевский: Не важно, это не самое страшное. Потому что если это окажется неподведомственным мировому судье, если потерпевший обратится к мировому судье, то мировой судья, отказывая в принятии искового заявления по мотивам неподведомственности, укажет, к какому суду обратиться.

Марьяна Торочешникова: Но давайте непосредственно на вопрос Геннадия ответим. Вот он приходит, приносит какие-то заявления, их не регистрируют. Есть у него основания для того, чтобы требовать компенсации морального вреда? Ведь он еще сказал, что он инвалид по зрению, он совершенно ничего не видит. И каждый раз ему нужно приходить, чего-то добиваться, чтобы бумажку приняли. А ему - ни ответа, ни привета, и регистрировать не хотят. Есть основания?

Алексей Голощапов: Думается, что надо четко понимать, какие здесь последствия, и прежде всего, правовые последствия повлек факт непринятия вот этого документа. Потому что я думаю, что здесь будет достаточно сложно доказать связь между тем, что непринятие документа повлекло ущемление каких-то его личных прав.

Что касается принятия документов, то, конечно, бывает сложно всегда, что называется, заставить зарегистрировать то или иное заявление. Но можно, с одной стороны, просить на копии поставить штамп и секретаря расписаться. И здесь слушатель говорил о том, что не всегда есть возможность сдать секретарю этот документ, потому что чиновники ссылаются на отсутствие секретаря. Ну, в таком случае можно рекомендовать направлять по почте документы с уведомлением о вручении и с описью вложения в данном письме. В таком случае, у человека всегда останется доказательство того, что тот или иной документ он именно в адрес того или иного чиновника направлял.

Марьяна Торочешникова: Но, тем не менее, основания-то есть для того, чтобы компенсации требовать, или нет?

Александр Эрделевский: Не убежден. Потому что, еще раз повторяю, опять же надо будет указать, какое личное неимущественное благо оказалось нарушенным в связи с непринятием документа. Если такое благо удастся найти, то можно будет доказать.

Хотел бы дополнить сказанное ранее относительно способов передачи документов. Дело в том, что законодательство предусматривает в качестве самого надежного способа – это передача документов через нотариуса. То есть вот есть такое специальное нотариальное действие, как передача документов гражданам и организациям. В некоторых ситуациях оно позволяет добиться того, чего не может обеспечить почта. Потому что, насколько я знаю, в последние годы почта очень неохотно удостоверяет опись вложения, поскольку в компетенцию работников почтовых организаций не входит проверка соответствия названия документа его содержанию. Например, если документ будет обозначен как заявление, а на самом деле он может по своему содержанию заявлением и не быть.

Марьяна Торочешникова: В общем, мы сегодня «пропиарили» хорошо институт нотариата российского. Но другое дело, что к нотариусу не каждый может позволить себе обратиться просто потому, что это бывает и дорого.

Александр Эрделевский: Безусловно.

Марьяна Торочешникова: И слушаем Бориса Васильевича из Москвы. Здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Спасибо Эрделевскому за хорошую книгу о компенсации морального вреда.

Александр Эрделевский: Спасибо.

Слушатель: Мы, пенсионеры, ветераны, длительное время получавшие пенсию по одному закону – 10-11 лет, мы жили довольно достойно. Мы имели возможность передвигаться, двигаться... Это закон номер 340. Но нам зурабовской машиной... а Зурабова поставил Путин, навязали закон номер 173. И вот этот закон номер 173... естественно, мы обратились от ветеранских организаций к Путину, когда это практиковалось. И пошло письмо – Починок, Зурабов...

Марьяна Торочешникова: Борис Васильевич, задайте, пожалуйста, вопрос.

Слушатель: Вопрос следующий. Ведь поскольку человек и его права являются высшей ценностью – вторая статья, и наше государство социальное, и достоинства личности охраняются... на самом деле мы вброшены в антисоциальное государство.

Марьяна Торочешникова: Борис Васильевич, спасибо. Я попробую за вас сформулировать вопрос и попрошу четкого ответа. Можно ли требовать компенсации морального вреда на основании того, что один закон ущемляет ваши неимущественные права по сравнению с предыдущим?

Александр Эрделевский: Требовать компенсации морального вреда, непосредственно причиненного нехорошим законом, нельзя. Надо сначала, чтобы этот закон был признан противоречащим Конституции, а потом уже ставить вопрос о компенсации морального вреда.