Гуманитарный коридор – понятие не только юридическое, правовое или военное. Человека необходимо поддержать психологической и лекарственной заботой, теплом и словом. Есть не только медицина катастроф, но и язык катастроф. Несколько миллионов украинцев покинули свои дома. Мировое сообщество поднялось на защиту новейших изгнанников. Об этой картине мира, создающейся на наших глазах, подкаст-сериал "Гуманитарный коридор". По ширине этого коридора будут судить о морали и ответственности нашей эпохи. Ведущие – Иван Толстой и Игорь Померанцев.
Иван Толстой: Наша собеседница сегодня – программист-аналитик, живущая в Нью-Джерси, США, Оксана Кацов.
Оксана, хотя вы программист, но сегодня мы с вами разговариваем как с волонтером, человеком, который помогает украинским беженцам, который переживает украинскую трагедию. Что вас подвигло на это, какова ваша личная мотивация?
Оксана Кацов: Эта война проходит через мое сердце.
Иван Толстой: Вы биографически как-то связаны были с Украиной?
Оксана Кацов: Я проводила летние каникулы у своих родственников в Запорожье, у меня там двоюродные сестры, и сейчас они там, племянники и внучатые племянники. Да, я бывала в Украине, и я люблю Украину нежнейшим образом.
Иван Толстой: Человек, родившийся в Петербурге-Ленинграде, человек с исторической или психологической памятью о блокаде переживает украинскую трагедию как-то особым образом, как вы считаете? Есть эта дуга, которая связывает ленинградца и украинца?
Оксана Кацов: Я думаю, что да, особенно это остро и болезненно, когда мы разговариваем с людьми в Украине, которые голодают, пережили ужасы оккупации. Наша генетическая память, конечно, на это откликается.
Иван Толстой: Нью-Джерси, вообще Америка – это так далеко от театра военных действий, что каждый раз хочется спросить: как же украинские беженцы добираются до ваших краев и кто они в социальном, профессиональном отношении? Как вообще вы их находите в ваших заокеанских краях?
Оксана Кацов: Мы начали помогать людям в Украине, прежде всего. Людям, которые нуждаются в медикаментах, в продуктах питания, которым негде жить, переселенцы, которые ищут жилье, которые не знают, с чего начинать. То есть мы начали нашу волонтерскую деятельность именно в Украине, это сейчас пошла волна беженцев, с которыми мы общаемся и помогаем здесь, но все эти семь месяцев мы были душой там.
Игорь Померанцев: Оксана, в этой критической ситуации вы думаете о себе? Кто я? Почему меня зовут Оксана?
Оксана Кацов: Кто я? Я человек, который очень остро реагирует на любую несправедливость. И для меня это – апофеоз жестокости, цинизма, несправедливости и того, что не должно происходить никогда, нигде и ни с кем. Как русского человека меня задевает, что меня лишили родины, которой я должна была бы и могла бы гордиться. Для меня всегда это было важно – мои корни, культура, на которой я была воспитана, я выросла в самом красивом городе России, и для меня это не пустой звук. И сейчас это все если не перечеркнуто, то отодвинуто на другой план.
Иван Толстой: Кто же все-таки добирается до американских берегов? Кого вы видите вокруг себя, кто эти беженцы?
Украинцы – патриоты, никто не хочет здесь оставаться
Оксана Кацов: В основном это образованные люди, у которых есть какие-то деньги, потому что для того, чтобы даже заплатить за билет, нужны какие-то деньги. Это люди активные, которые готовы здесь работать, внести свою лепту и в победу, и в свою собственную судьбу тоже. При этом закономерность очень интересная, украинцы – патриоты, никто не хочет здесь оставаться. И это меня трогает до глубины души.
Иван Толстой: С какими трагедиями или, может быть, с какой надеждой приезжают эти беженцы в Америку? Что законодательно сделано в Америке для устройства этой категории людей? Вы ведь разговариваете с этими людьми? На что они жалуются, что им нравится в Америке?
Оксана Кацов: Я не просто разговариваю с этими людьми, мы спонсировали и приняли троих украинских беженцев, один из моих нынешних друзей украинских живет с нами, ему и двум девушкам, с которыми он приехал, я помогала делать документы. Америка – благословенная страна, я не устаю благодарить письменно эту страну, которая делает несказанно много для украинских беженцев. Во-первых, это разрешение на работу, во-вторых, дают талоны на питание, в-третьих, дают финансовую поддержку. Это не очень большие деньги, но все эти люди готовы работать. Как только они получают разрешение на работу, они идут работать. Причем мы все, приехавшие в Америку, теряем социально, мы были кем-то там, а здесь приходится начинать практически с нуля. Эти люди готовы делать любую работу, работать уборщицами, на стройке, класть асфальт, ухаживать за газонами. У тех, кто могут найти работу по специальности, это тоже занимает какое-то время, потому что не все владеют английским.
Поддержка американцев просто невероятная
Наша первоначальная помощь необходима потому, что нужно сделать документы, нужно получить разрешение, нужно помочь первоначально их устроить где-то жить. Но при этом я должна отдать должное этим людям, они активно ищут работу, они находят работу, они готовы делать все для того, чтобы выжить. Поддержка американцев просто невероятная, все до единого мои друзья или приняли, или помогают каким-то образом приехавшим из Украины. Например, мои друзья организовали бесплатный магазин для людей, приехавших из Украины. Одна из моих подопечных ждет ребенка, она должна родить в январе, у нее не было зимней одежды, мы ее одели совершенно бесплатно там с ног до головы в прекрасную одежду, которую бы мы носили сами. Ей дали какие-то вещи для ребеночка, дали кроватку, которую ей пока некуда поставить, но эта кроватка ее ждет. Здесь очень хорошо поставлены курсы изучения английского языка, человек сдает минимальный экзамен, и его помещают в ту группу, которая соответствует его уровню знания английского. И это все бесплатно.
Игорь Померанцев: Оксана, вы помогаете людям, которые перенесли драму, а иногда и трагедию. Это, можно сказать, хроническая травма. Лично вы эмоционально устаете?
Оксана Кацов: Иногда устаю. Тогда мне нужно просто отоспаться. Но у меня огромное удовлетворение от того, что я делаю, потому что мы имеем дело с конкретными людьми. И, например, эта беременная женщина сейчас работает в семье и ухаживает за ребеночком, но когда она родит, то ей нужно будет где-то жить. Мы ей нашли квартиру очень дешево – наши друзья дали квартиру, и нужно будет платить просто самые минимальные коммунальные услуги. На это у нее будут и свои средства, и мы соберем то, чего не хватает.
Иван Толстой: Как называется ваша организация?
Оксана Кацов: United Together International. Мы намеренно не сделали название, связанное с Украиной, потому что, возможно, наша помощь понадобится в других частях света, в других странах. Сейчас мы концентрируемся на помощи украинцам, но говорят, что можно войти в волонтерство, а выйти из него нельзя, и я подозреваю, что так оно и будет.
***
Иван Толстой: Наш следующий гость – монгольский художник Дэн Барсболдт.
Игорь Померанцев: Дэн, на фотографиях, на снятых любительских кадрах новые российские мигранты на границе с Монголией выглядят буквально лавой. Что происходит на границе, виден ли конец очереди беглецов?
Дэн Барсболдт: На границе с Монголией все попроще, поспокойнее. Сейчас в Монголии пять-шесть тысяч граждан России, в основном из разных районов Бурятии, плюс, кажется, люди из Тувы, в меньшей степени – из Калмыкии. То есть там такого страшного ажиотажа нет. Я сам с братом ездил в аэропорт встречать каких-то людей из Бурятии. Все более или менее нормально. Оно как-то рассасывается. Потом не забывайте, что в Улан-Баторе полтора миллиона человек, у нас в прессе об этом пишут, но без излишнего пафоса: приехали столько-то автобусов, столько-то людей. В основном, конечно, это молодые люди, судя по их лицам и выправке, это такие коротко отстриженные молодые ребята, и русские, и буряты. В нашей прессе появились, конечно, сразу разные догадки, что это не только беженцы, не только уклонисты, но и какие-то внедренные специальные люди, которые приезжают в Монголию для того, чтобы… Теории заговоров идут сразу.
Игорь Померанцев: Дэн, я задам, может быть, не совсем политкорректный вопрос: при приеме мигрантов Монголия отличает этнических русских от бурят, тувинцев, якутов?
Эти великодержавные шовинисты, которые свысока смотрели на Монголию, теперь начали сюда бежать
Дэн Барсболдт: Монголия довольно мононациональная страна – во-первых. Во-вторых, она достаточно в свое время настрадалась от нашего "старшего брата" в том смысле, что сейчас в массмедиа, в фейсбуке, в газетах, по телевидению время от времени проскальзывает мысль, что эти великодержавные шовинисты, которые свысока смотрели на Монголию, теперь начали сюда бежать. С другой стороны, появляются люди, даже группы, которые говорят, что это наши северные соседи, наши родственники, потому что буряты – это северные монголы. Разница между бурятами и халхами, то есть центральными монголами, это примерно как русские и украинцы. Ты можешь говорить с бурятом и с грехом пополам понимаешь, о чем они говорят, но языки уже давно разошлись и психология другая.
Российские буряты, очень многие, смотрят на монголов с точки зрения Российской империи, они достаточно обрусевшие люди, для них русский язык родной. Сегодня практически 95 процентов монголов вообще не говорит по-русски, Россия для большинства монголов тридцать лет назад стала неинтересной, монголы смотрят на Японию, на Южную Корею, на Запад, на Америку. А Россия стала страной, которую монголы, цокая языками и покачивая головами, жалеют: как же так, вроде великая страна, и что же они вот так вот живут, постоянно куда-то лезут, почему они все видели и ничему не научились, что они все время с этим великодержавным шовинизмом лезут? Для монголов это выглядит несколько жалковато.
Иван Толстой: Дэн, вы жили в Москве и Ленинграде, вы знаете все эти шовинистические высокомерные шутки россиян о Монголии, о монгольской технологии, о монгольском интернете. Интересно, знают ли об этом высокомерии в Монголии, говорили ли когда-нибудь об этом? И второй мой вопрос: как теперь смотрят на это переосмысление – теперь россияне толпятся на границе с Монголией, на границе с той страной, которую они так высокомерно еще недавно презирали?
Дэн Барсболдт: Монголы прекрасно это знают и относятся к этому, как ни странно, иронично. Монголы всегда удивляются, что русские всегда ищут проблемы или недостатки в других. У викингов, у французов, "англичанка гадит"; евреи, естественно, без этого нельзя, немцы-фашисты; "америкосы"… И вот идет такой дискурс, который я уже слышу много лет, что Монгольская империя вас сделала такими, Батый, Чингисхан, везде суют этих людей, которые жили 800 лет назад. Это монголов всегда удивляет. Они говорят: слушайте, ребята, с тех пор прошло 800 лет, что же эти русские до сих пор ссылаются на то, что их когда-то так уделали, что они сегодня держат эту имперскую идею?
Япония и Германия через 25 лет после страшнейшего разгрома стали абсолютно нормальными странами
А с другой стороны, говорят: неужели такие сильные, мощные, умные русские поддаются монголам, которые были 800 лет назад, и до сих пор сохраняют эту идею? Что-то тут не то. С другой стороны, некоторые люди говорят: если они взяли весь этот сервис в виде империи, но там же были и Толстые, и Тургеневы, и Чаадаевы, и Кара-Мурзы. Это все тоже ордынцы, и они вошли в эту русскую кровь и плоть, они тоже вроде бы строили эту империю. Почему же вы отделяете мух от котлет, это же все вместе должно идти, нет? И вот идет некоторое недоумение. Потому что и Китай был под монголами, и Иран, и арабы, и черт знает кто еще, но Россия в этом смысле выделяется очень странным образом. Япония и Германия через 25 лет после страшнейшего разгрома стали абсолютно нормальными странами.
Игорь Померанцев: Дэн, Монголия принимает российских мигрантов, но это – отношение государства. А как относятся к этой ситуации ваши близкие, ваши знакомые, вы лично?
Монголы знают, что есть какая-то очень большая агрессивная масса на северо-западе, что-то там постоянно творится, куда-то вечно лезут
Дэн Барсболдт: Как обычно – страна разделилась на две части. Но это слишком громко будет сказано, что вся страна, потому что основной части монголов вообще это все равно, потому что это другая страна, чужие люди. Монголы, в основном, вообще не говорят по-русски, у нас есть 10–12 русских телевизионных программ, но, насколько я знаю, их смотрит только узкий круг лиц, которые учились в России, и это люди примерно моего возраста. А 45 и помоложе – они вообще не говорят по-русски, их вообще это не волнует абсолютно, они знают, что есть какая-то очень большая агрессивная масса на северо-западе, что-то там постоянно творится, куда-то вечно лезут. Мои друзья в основном или очень нейтральны, или же относятся с осуждением к этой спецоперации.
Игорь Померанцев: Могут ли российские мигранты из Монголии перекочевывать в другие страны?
Дэн Барсболдт: Американцы, южнокорейцы, немцы вроде стали выдавать этим уклонистам визы вне очереди. Насчет других не скажу. Дело в том, что Монголия граничит с двумя большими "динозаврами", поэтому я слышал, что китайцы по Амуру, по границам с Россией вроде бы какие-то проволочные заграждения ставят. Хотя я никогда не слышал, чтобы кто-то бежал из другой части мира в Китай, но китайцы на всякий случай закрывают. Не думаю, что из Монголии кто-то пойдет в венгерское посольство или во французское и ему дадут визу.
Иван Толстой: Дэн, я хочу задать вам социально-географический вопрос: где расселяются те беженцы, которые переходят монгольскую границу, и насколько радужны перспективы социального устройства? Какую работу они могут найти, нужно ли непременно знать монгольский язык для того, чтобы устроиться в Монголии?
Дэн Барсболдт: Для того чтобы работать в Монголии, нужно знать монгольский язык, потому что подавляющее большинство монголов вообще не знают русского языка. И раньше не знали, просто были социалистические сказки, что каждый монгол знает русский. Не знали, это был не тот язык, на котором они могли бы нормально разговаривать и работать. Но я уже видел объявление, что требуются рабочие. Я бы не сказал, что это рабочие очень высокого качества. Но предлагаются, например, какие-то строительные работы, кажется, 30 долларов в день, это 800–900 долларов в месяц.
Игорь Померанцев: Дэн, до сих пор мы говорили о российских мигрантах. В Монголии есть украинские беженцы?
Образ монгола не то что демонизирован, но вызывает негативную коннотацию
Дэн Барсболдт: Мои монгольские друзья всегда их упорно приглашают, мало ли что, пожалуйста, приезжайте: койка и пайка, все будет дано, будете себя нормально чувствовать. Если у вас есть дети или старики, мы примем и обогреем. Для украинцев Монголия – это слишком далеко. А во-вторых, есть какие-то вещи, сегодня заново реконструированные, что монголы – большевики и так далее. Это тоже играет роль, образ монгола не то что демонизирован, но вызывает такую негативную коннотацию, как мне кажется, если взять простого украинца.
Иван Толстой: Вы сказали про объявление о приеме на работу русских беженцев как рабочих низкоквалифицированных. А как по-монгольски "понаехали"?
Дэн Барсболдт: У нас нет такого глагола. Мне кажется, что вы и в английском с трудом найдете такое выражение. Я об этом думал. Мы как-то сидели с друзьями, с братом, и тоже пытались собрать это понятие. У нас не получилось. Потому что у нас не бывает тех, кто "понаехали".
Игорь Померанцев: Дэн, насколько я знаю, вы недавно прилетели из Монголии в Китай. В самолете было много пассажиров?
Дэн Барсболдт: "Боинг-767", это был гигантский самолет, но нас было четверо человек.
Игорь Померанцев: Почему не было пассажиров?
Дэн Барсболдт: Китай себя страстно очищает от ковида, поэтому иностранные самолеты не имеют права прилетать в Пекин, они садятся в других городах. Кроме того, пассажиры должны сидеть в карантине 7–10 дней, как я тут сейчас от звонка до звонка просидел и только позавчера вышел на свободу с чистой совестью. Тем не менее, единственно американские авиалинии имеют право садиться в Пекине.
***
Игорь Померанцев: Раздел "Писатели о беженцах". Отрывок из романа Михаила Шишкина "Венерин волос".
"Интервью начинаются в восемь утра. Все еще сонные, помятые, угрюмые – и служащие, и переводчики, и полицейские, и беженцы. Вернее, беженцем еще нужно стать. А пока они только GS. Здесь так называют этих людей. Gesuchsteller.
Вводят. Имя. Фамилия. Дата рождения. Губастый. Весь в прыщах. Явно старше шестнадцати.
Вопрос: Опишите кратко причины, по которым вы просите о предоставлении убежища в Швейцарии.
Ответ: Я жил в детдоме с десяти лет. Меня насиловал наш директор. Я сбежал. На стоянке познакомился с шоферами, которые гоняют фуры за границу. Один меня вывез.
Вопрос: Почему вы не обратились в милицию с заявлением на вашего директора?
Ответ: Они бы меня убили.
Вопрос: Кто “они”?
Ответ: Да они там все заодно. Наш директор брал в машину меня, еще одного пацана, двух девчонок и отвозил на дачу. Не его дачу, а чью-то, не знаю. И вот там собирались все они, все их начальство, и начальник милиции тоже. Они напивались и нас тоже заставляли пить. Потом разбирали нас по комнатам. Большая дача.
Вопрос: Вы назвали все причины, по которым просите о предоставлении убежища?
Ответ: Да.
Вопрос: Опишите путь вашего следования. Из какой страны и где вы пересекли границу Швейцарии?
Ответ: Не знаю. Я ехал в фуре, меня заставили коробками. Дали две пластмассовых бутылки: одну с водой, другую для мочи, и выпускали только ночью. Меня высадили прямо здесь за углом, даже не знаю, как город называется, и сказали, куда идти, чтобы сдаться.
Вопрос: Занимались ли вы политической или религиозной деятельностью?
Ответ: Нет.
Вопрос: Находились ли под судом или следствием?
Ответ: Нет.
Вопрос: Подавали ли вы заявление о предоставлении убежища в других странах?
Ответ: Нет.
Вопрос: У вас есть юридический представитель в Швейцарии?
Ответ: Нет.
Вопрос: Вы согласны на проведение экспертизы для определения вашего с возраста по костной ткани?
Ответ: Что?"
Слушайте и подписывайтесь на нас в Apple Podcasts, Google Podcasts, Spotify, Яндекс.Музыка, YouTube и в других подкаст-приложениях. Оставляйте комментарии и делитесь с друзьями. Гуманитарный коридор. Моментальные истории жизни.
