В Варшаве развернулась активная общественная дискуссия о том, по каким причинам руководство России, годами не проявлявшее заинтересованности в обнародовании правды о катынской трагедии, изменило свою политику по отношению к Польше. Об этом в беседе с Радио Свобода – варшавский публицист и политолог Зигмунд Дзенчоловский:
– Польские публицисты и политики теряются в догадках: что могут означать эти шаги Москвы? Некоторые полагают, что это попытка России улучшить свой международный имидж. Что такой жест, как присутствие Путина на кладбище убитых польских военнопленных, не может не остаться незамеченным в Европе. И это означает, что в одном из самых зверских преступлений поставлена точка над i. Есть и такое мнение, что Путину надоели постоянные конфликты с Польшей. Ему хочется наладить отношения между странами так, чтобы они стали более конструктивными. Ведь в следующем году Польша станет председателем в Европейском союзе. По этой версии, в жестах Москвы нет искреннего покаяния – такого, которое продемонстрировал в 1970 году немецкий канцлер Вилли Брандт. Брандт тогда прилетел в Варшаву и упал на колени перед памятником героям восстания варшавского гетто. За Брандтом стояла его репутация: участник антигитлеровского сопротивления, был беженцем в Норвегии. Тот его жест очень много сделал для примирения между немцами и евреями.
– А Владимир Путин был офицером КГБ, наследником тех спецслужб, которые расстреливали в Катыни польских офицеров. От него действительно ожидали покаяния?
– Решение Путина приехать в Катынь оказалось неожиданным. Оно было принято после многих достаточно враждебных шагов. У многих оно вызывало недоумение, а в определенной части польского общественного мнения – некоторый восторг: наконец-то глава российского правительства приглашает польского премьера. К тому же вместе с польским премьером в Катынь приехала очень представительная польская делегация, в которую входили и Анджей Вайда, и Лех Валенса, и первый некоммунистический премьер Тадеуш Мазовецкий. Там было очень много серьезных, влиятельных и заслуженных людей. И все – по приглашению Владимира Путина. Однако мне кажется, что не нужно все-таки сбрасывать со счетов эпоху, которая ассоциируется с именем Владимира Путина, – последние 10 лет. Мы же не думаем, что Владимир Путин является искренним демократом типа Андрея Сахарова. Мы понимаем, что это очень прагматичный политик, который просчитывает шаги вперед, как шахматист. Безусловно, его визит имеет значение, равно как и переговоры. То, что показали на канале "Культура" картину Анджея Вайды, тоже имеет значение. Это дает толчок процессу, который в конечном итоге, через несколько десятков лет приведет к общему пониманию того, что произошло в Катыни.
– Вопрос к вам не столько как к польскому журналисту, сколько как к польскому гражданину. Вы сегодня смотрели по телевизору трансляцию торжественной церемонии из Смоленской области. Что чувствовали в этот момент?
– Я помню, когда мы ходили в школу в 60-е годы, нам родители рассказывали, что произошло в Катыни. Но нам говорили, что в школе лучше об этом не говорить, могут быть неприятности. Когда вспоминаешь об этом и видишь главу российского правительства в Катыни, то, конечно, ощущаешь волнение. Я бы не сказал, что наворачиваются слезы, но все-таки это очень значимый жест. 70 лет лжи все-таки не привели к тому, что ложь восторжествовала.
– Польские публицисты и политики теряются в догадках: что могут означать эти шаги Москвы? Некоторые полагают, что это попытка России улучшить свой международный имидж. Что такой жест, как присутствие Путина на кладбище убитых польских военнопленных, не может не остаться незамеченным в Европе. И это означает, что в одном из самых зверских преступлений поставлена точка над i. Есть и такое мнение, что Путину надоели постоянные конфликты с Польшей. Ему хочется наладить отношения между странами так, чтобы они стали более конструктивными. Ведь в следующем году Польша станет председателем в Европейском союзе. По этой версии, в жестах Москвы нет искреннего покаяния – такого, которое продемонстрировал в 1970 году немецкий канцлер Вилли Брандт. Брандт тогда прилетел в Варшаву и упал на колени перед памятником героям восстания варшавского гетто. За Брандтом стояла его репутация: участник антигитлеровского сопротивления, был беженцем в Норвегии. Тот его жест очень много сделал для примирения между немцами и евреями.
– А Владимир Путин был офицером КГБ, наследником тех спецслужб, которые расстреливали в Катыни польских офицеров. От него действительно ожидали покаяния?
– Решение Путина приехать в Катынь оказалось неожиданным. Оно было принято после многих достаточно враждебных шагов. У многих оно вызывало недоумение, а в определенной части польского общественного мнения – некоторый восторг: наконец-то глава российского правительства приглашает польского премьера. К тому же вместе с польским премьером в Катынь приехала очень представительная польская делегация, в которую входили и Анджей Вайда, и Лех Валенса, и первый некоммунистический премьер Тадеуш Мазовецкий. Там было очень много серьезных, влиятельных и заслуженных людей. И все – по приглашению Владимира Путина. Однако мне кажется, что не нужно все-таки сбрасывать со счетов эпоху, которая ассоциируется с именем Владимира Путина, – последние 10 лет. Мы же не думаем, что Владимир Путин является искренним демократом типа Андрея Сахарова. Мы понимаем, что это очень прагматичный политик, который просчитывает шаги вперед, как шахматист. Безусловно, его визит имеет значение, равно как и переговоры. То, что показали на канале "Культура" картину Анджея Вайды, тоже имеет значение. Это дает толчок процессу, который в конечном итоге, через несколько десятков лет приведет к общему пониманию того, что произошло в Катыни.
– Вопрос к вам не столько как к польскому журналисту, сколько как к польскому гражданину. Вы сегодня смотрели по телевизору трансляцию торжественной церемонии из Смоленской области. Что чувствовали в этот момент?
– Я помню, когда мы ходили в школу в 60-е годы, нам родители рассказывали, что произошло в Катыни. Но нам говорили, что в школе лучше об этом не говорить, могут быть неприятности. Когда вспоминаешь об этом и видишь главу российского правительства в Катыни, то, конечно, ощущаешь волнение. Я бы не сказал, что наворачиваются слезы, но все-таки это очень значимый жест. 70 лет лжи все-таки не привели к тому, что ложь восторжествовала.
