Александр Генис: Что бы ни говорили циники, подозревающие во всем заговор коммерции, Рождество - крупнейший религиозный праздник. Поэтому в эти дни так уместен разговор о вере, который мы вели в одном из ранних выпусков “АЧ”.
Одно дело искать Бога, и совсем другое – найти Его. Я сужу об этом по тому, что увидал в маленькой афро-американской церкви нью-джерсийского городка Патерсон, где побывал на воскресной службе, оставившей неизгладимое впечатление.
Дел в том, что обычно мы связываем религию с благостностью. Мы научились видеть в церкви – храм тихого, углубленного благочестия. Кому придет в голову танцевать под хорал Баха? Заходя под церковные своды, мы склоняем голову и понижаем голос. Однако, такое отношение к вере не только не универсально, но и не бесспорно. Об этом писал Жорж Батай:
Диктор: Религия требует по меньшей мере чрезмерности. Она требует праздника, вершиной которого является экстаз”.
Александр Генис: Именно так понимают веру в патерсонской Церкви. Служба в ней больше всего напоминала рок-концерт. Прихожане всех возрастов – от детей до матрон - с радостной готовностью вводили себя в исступление. Они пели, хлопали в ладоши, разражались криками восторга. То и дело кто-то пускался в пляс. Самые неистовые впадали в транс. Одна нарядно одетая старушка в специальной воскресной шляпе билась, упав на пол. Ее заботливо поддерживали внуки. Эта была как раз та самая «чрезмерность» - бьющее через край религиозное чувство.
Ничего угрожающего или пугающего во всем происходящем не было. Люди славили Бога и свою веру, не сдерживая эмоций. Для них воскресный поход в церковь был кульминацией недели. Настоящий праздник в своем куда более древнем, чем мы привыкли, понимании: экстаз, позволяющий выйти из себя, соединиться с коммунальным телом общины, ощутить себя частью целого. Тут не просто молились Богу, тут с ним сливались – в куда более прямом смысле слова, чем нам это кажется возможным.
Не умея разделить чужой энтузиазм, я – единственный в церкви – смотрел на происходящее со стороны, да еще и сидя. Буря чужих эмоций меня скорее угнетала, чем вдохновляла. Но это была моя проблема. Остальные, смеясь и плача, испытывали глубокий восторг. Я никогда не видел столь открытого проявления религиозное чувства, способного, как оно собственно и должно быть, буквально вывести человека из себя.
Пастор Пэйдж – высокий, молодой, спортивный, одетый в безукоризненный костюм, в белой сорочке с изысканно подобранным галстуком, не походил на фанатика. На стенах его офиса - диплом престижной теологической семинарии, награды муниципалитета и почетные грамоты от церковных иерархов. Его речь была интеллигентна, рукопожатие твердо, сам он святился радушием и уверенностью. Когда мы познакомились, мне даже показалось, что ему больше подошла не церковная кафедра, а руководство крупным банком или министерский портфель.
Но как только Пэйдж взялся за дело, все изменилось. Он вел службу как шаман. Пастор метался на подиуме, как ураган. Свою проповедь он пел и выкрикивал. Слова сливались то в стон, то в гимн. Намокла рубашка, почернел от пота элегантный итальянский пиджак. Не выпуская микрофона, Пэйдж беззаветно доводил себя до изнеможения. Неистовый танец его молитвы загипнотизировал всех. Прихожане участвовали в радении душой и телом. Искусно разжигая паству, Пэйдж накалял зал. Когда напряжение достигало предела, он замер на месте. Сквозь него, казалось, прошла электрическая искра. Конвульсивно дергаясь, пастор принялся проникновенно и торжественно выкрикивать несуществующие слова на ангельских языках.
(Звуковая цитата)
Александр Генис: Недавно, в рамках все тех же научных исследований религиозных переживаний, группа ученых с медицинского факультета Пеннсильванского университета записала работу мозга верующих, когда они молились в состоянии характерного религиозного транса и пророчествовали непонятными словами. Сегодня в гостях «Американского часа» - научный руководитель этого эксперимента доктор Эндрю Ньюберг, автор книги "Почему мы верим в то, во что верим". Беседу с доктором Ньюбергом ведет наш корреспондент Ирина Савинова.
Ирина Савинова: Доктор, прежде всего, объясните, пожалуйста, что это за пророчества?
Эндрю Ньюберг: Пророчества, глоссолалия, или «говорение на иноязыках» – необычная религиозная практика. Она характерна только для пятидесятников-трясунов. Пятидесятники – последователи одного из направлений в протестантизме. В Америке появились в то же время, что и в России: в конце 19-го начале 20-го века. Члены конгрегаций преследуют цель быть охваченными святым духом, как апостолы Христа на седьмой день после Пасхи. Пятидесятники входят в особенное экстатическое состояние, транс своего рода, и в полубессознательном состоянии начинают произносить слова. Или – то, что кажется поначалу словами. Если прислушаться внимательно и проанализировать произносимое, смысла в нем нет, и нет сходства с каким-то известным нам языком, это - глоссолалии. Еще более интересно то, как сами верующие объясняют это явление. "Это все проявление святого духа, он нас контролирует и говорит через нас и с нами" - верят они. Святой дух снисходит и наполняет их тела, и то, что они произносят, и как двигаются, в характерной ритуалистической манере, – это вне их контроля. Для верующих - это очень важное и глубокое религиозное переживание. И они сами намеренно, когда хотят, входят в такой транс, по их словам «допускают в себя святой дух». Так в исследуемой нами группе, верующие начинали "говорение на иноязыках" через 4-5 минут после того, как мы их просили это продемонстрировать. Они не могут контролировать происходящее с ними, но могут открыть себя и не противиться тому, чтобы с ними это происходило. Наблюдать это необычайно интересно. Это - процесс, заряженный очень сильной энергией.
Ирина Савинова: Что же Ваша группа обнаружила во время эксперимента?
Эндрю Ньюберг: : Мы зафиксировали во время "говорения на иноязыках" снижение активности во фронтальной доли мозга. Деятельность затихала по мере того, как верующий начинал издавать звуки. И это очень важно, потому что фронтальная доля мозга работает тогда, когда мы концентрируем наше внимание на чем-либо, сосредотачиваемся на какой-то деятельности, контролируем наши действия: что именно говорим, как двигаемся.
То, что эта часть мозга бездействует во время глоссалалии, подтверждает слова верующих: они не контролируют свои действия во время транса. Получается, что нечто заставляет их выговаривать непонятные слова. Поскольку фронтальная доля бездействует, в этот момент они открыты для воздействия извне.
Ирина Савинова: Изучение мозга верующих помогло Вам объяснить религию?
Эндрю Ньюберг: Наблюдая работу мозга во время религиозной практики, мы заметили одинаковые феномены у всех верующих. Приведу мой любимый аргумент: мы все приобретаем фундаментальный жизненный опыт, который приводит нас к вере, любой вере. И все мы рождаемся с мозгом, созданным, смонтированным для взаимодействия с окружающим миром. Во всяком случае, его "ориентировочная" часть выполняет эту функцию. Но когда люди находятся в глубокой религиозной медитации или погружены в молитву, именно эта часть мозга отключается. Отсутствие активности словно освобождает место для чувство единения с Богом, со Вселенной. Это чувство возникает не только у религиозных людей. Любой человек испытывает его, попадая на природу, видя высокие горы, красивый закат или океан. Он чувствует себя частью окружающего мира. И нам это необходимо. Концепция религии и веры – самое сильное проявление такой причастности. Сегодня в европейских странах религия и вера играют не такую значительную роль, как у нас в Америке. Но во все времена она оставалась важной для всех.
Ирина Савинова: Какие отношения у нас с верой? Ведь вера бывает и опасной...
Эндрю Ньюберг: Конечно. Сегодня в мире есть много мест, где разные веры конфронтируют друг с другом. В основе этого конфликта лежит антагонизм, который испытывают верующие одной религии по отношению к верующим в другую. Верующие, часто принимающие участие в массовых религиозных церемониях, склонны переоценивать роль своей религии и ее превосходство, что приводит к агрессивной вражде с другими верующими.
А вот пример из нашей медицинской практики. Католик, умерший от сердечного приступа и воскрешенный врачами нашего института, был вынужден инкорпорировать совершенно незнакомый ему религиозный опыт. Он прожил жизнь, обладая определенной систему убеждений, и вдруг - воскрешен. Он потрясен, ошарашен, его религия не подготовила его к происшедшему, но он не готов принять новую систему убеждений.
В моей работе на медицинском факультете я часто встречаю наркоманов, больных разными формами рака, которые верят, что Бог их наказывает, Бог хочет, чтоб они были больны, и потому они не верят, что выздоровеют, как бы врачи их ни лечили. Так что бывают случаи, когда вера опасна. Но гораздо чаще роль религии положительна.
Важно понять другое: почему один глубоко верующий человек сострадателен, а другой столь же глубоко верующий человек – жесток. Ответ на этот вопрос будет искать наш только что организованный Центр духовности разума.
Ирина Савинова: Ваши исследования могут найти место в мозгу, где находится центр духовности?
Эндрю Ньюберг: Я считаю, что в мозгу нет одного определенного центра, отвечающего за религиозные убеждений. В мозгу есть целая сеть функций и структур, ассоциируемая с религиозными верованиями. Существенно и то, как мы устанавливаем причинную связь между мозгом и религиозностью. Для нерелигиозного человека достаточно посмотреть на снимок мозга "говорящего на иноязыках" и сказать: ага, вот здесь находится религиозность и только здесь. Для верующих же важно, что в них существует нематериальный дух, с которым взаимодействует Бог и который определяет, кто мы есть физиологически и биологически. Так что нам приходится иметь дело с нашим извечным дуализмом духа и материи. Пока мы можем сказать одно: в устройстве нашего сознания есть пространство для нематериального.
Ирина Савинова: Как меняются религиозные убеждения с возрастом?
Эндрю Ньюберг: Посмотрим на развитие мозга. Маленькими детьми мы познаем мир. Мозг ребенка имеет огромное число связей между нервными клетками – отсюда полный фантазий мир, в которых живут дети. От 5 до 10 лет их учат правилам поведения: что принято и нет, что хорошо и что плохо. По этим формирующих их индивидуальность правилам они будут жить. В мозгу подростка все понятия в основном установились. Подростки приобретают способность давать уже образовавшимся убеждениям оценку и отвергать те, которые они считают ограниченными. Это относится и к этическим и религиозным убеждениям. На этом очень важном этапе взросления к работе подсоединяется корковая часть мозга. Молодой человек в состоянии задаваться серьезными вопросами. Замечу однако, что первые нервные связи, первые правила, по которым нас научили взаимодействовать с окружающим миром, - самые прочные. Потому, став взрослыми, мы невольно возвращаемся к нашим начальным представлениям о мире.
Ирина Савинова: Может современный человек выжить без веры?
Эндрю Ньюберг: Я говорю об этом в своей книге "Почему мы верим в то, во что верим". Все, что мы делаем, и как думаем, все основано на убеждениях. И все они определены нейропсихологической работой мозга. О чем бы мы ни подумали, наш мозг эту информацию уже обработал и вложил в себя для нашего пользования. Проверять достоверность этой информации нам необязательно. Мы многое принимаем на веру, в том числе и в науке, описывающей устройство нашей Вселенной. Другими словами, нам не избавиться от наших субъективных убеждений, потому что они – это то, что мы думаем, чувствуем и испытываем в течение жизни. Мы не можем жить без убеждений и верований, они – то, из чего мы сделаны.
Ирина Савинова: Это и есть вера?
Эндрю Ньюберг: Религиозные верования существуют тысячи лет и доказала свою действенность. И я, как идеалист, надеюсь на то, что веру, позитивный элемент, содержащийся во всех религиях, можно будет выделить и использовать в качестве механизма мотивации для сближения людей. Такое средство может оказаться сильнейшим орудием для мировой морали, для сострадания и прощения.
